Книга Проклятая попаданка серебряной совы, страница 8 – Нана Кас, Мари Кир

— Ой, нет, что вы! Доктор покой велел! — Всплеснула руками горничная, заслоняя собой путь.

— Я хочу привести себя в порядок! — В моём голосе прорывается истерическая нотка, и это срабатывает.

Она мгновенно смягчилась и, бережно поддерживая под локоть, помогла мне подняться. Первые шаги даются с невероятным трудом. Тело не слушалось не только из-за слабости, оно ощущается чужим, более лёгким, лишённым привычной мышечной памяти. Движение требует нового баланса, и я чувствую каждый грубый шов на ночной сорочке и дуновение сквозняка. Это чужая кожа, и я заперта внутри, как в роскошном, но невыносимо тесном коконе.

Женщина подводит меня к умывальному столику в углу, где стоят фаянсовые кувшин и таз. Пока я ополаскиваю лицо, мои глаза лихорадочно скользят по комнате, выискивая хоть какую-то зацепку. Пространство большое, с высоким, давящим потолком. Дубовая мебель, на стенах безликие акварельные пейзажи в золочёных рамах. Ничего личного. Ни единой безделушки, ни книги на прикроватной тумбе. Словно это не спальня, а тщательно обставленный номер в дорогой гостинице.

— Позвольте, я помогу вам переодеться, — мягко предлагает горничная, когда я заканчиваю свой немой спектакль.

Она подводит меня к большому зеркалу в резной раме. И вот я увидела её. Себя. Целиком.

Высокая худощавая фигура в длинной белой сорочке. Плечи настолько узкие, что, видать, хрустнут от неловкого прикосновения. Светлые волосы волнами спускаются до пояса, отчего лицо кажется бледным, почти бесплотным. Я точная копия портрета болезненной аристократки из другого века. Красивая, как фарфоровая кукла, и столь же беззащитная.

Взгляд падает на руки. Я медленно поднимаю их и поворачиваю ладонями вверх.

Тонкие прозрачные пальцы с изящными запястьями. Никаких следов от ручки, которой я исписала горы конспектов. Ни знакомого шрама от пореза бумагой на указательномпальце. Ни родинки на внутренней стороне левого запястья.

И это окончательно добивает меня.

Глядя в зеркало на незнакомку, что смотрит испуганными, бездонно-зелёными глазами, меня неумолимо накрывает ясность: обратного пути нет. Лидия, студентка-лингвист с чёткими планами и своим телом, исчезла. Осталась только Алисия.

Марфа, как я выяснила, когда в комнату зашла молоденькая горничная и обратилась к ней по имени, восприняла моё упрямое желание «привести себя в порядок» с убийственной буквальностью.

Переодевание стало церемонией медленного удушения, пыткой, достойной инквизиции. Горничная принесла неэластичный корсет, о котором я когда-то читала в романах, а настоящего костяного монстра из плотной ткани и гибких пластин. Когда Марфа принялась его зашнуровывать, мир сузился до невыносимо сдавливающего дискомфорта. Рёбра протестующе скрипели, лёгкие не могли расправиться, я ловила воздух жалкими глотками. Казалось, ещё немного, и потеряю сознание от банального удушья.

— Чуть свободнее, Марфа, умоляю, — выдавила я, цепляясь за стойку кровати.

— Но, сударыня, вы же говорили, что талия должна быть тоньше, чем у королевы!

От этой фразы становится ещё хуже. Значит, настоящая Алисия была не только легкомысленной, но и жертвой моды до самоистязания. Возможно, я ошиблась в причине своего обморока. Не шок от путешествия во времени, а тотальная гипоксия свела с ума мой мозг.