Онлайн книга «Тихая пристань»
|
— Ты… ты с ума сошла! — прошептала Агафья. — Они тебя… они нас… — Они уже сделали со мной все, что могли, — перебила ее Арина. Ее голос стал мягче, но в этой мягкости была сталь. — Мне терять нечего, Гаша. А у тебя — дом. Дети. Муж, который вернется. Я не прошу хлеба с маслом. Я прошу крышу над головой на неделю. Пока дети окрепнут. Пока я найду, как нам быть. Я не буду тебе обузой. Я умею шить, вышивать, вязать, печь, считать, землю чувствовать. Я отработаю каждый кусок хлеба. Но если ты выгонишь нас сейчас… — она снова посмотрела на сестру, и в этом взгляде было обещание бури. Агафья закрыла глаза. В ее лице шла борьба: страх перед приютом беглецов против страха перед их отчаянным правдолюбием. Страх голода против страха расправы. Наконец, она обреченно опустила плечи. — Заходи, — выдавила она, отступая с порога. — Только… только тихо. И… чтобы никто не знал, кто вы такие. Соседи тут… глазастые. Это была не победа. Это было перемирие, купленное шантажом и вымученное у страха. Сердце Арины сжалось от горечи, но она кивнула. — Спасибо, сестра. Она обернулась и махнула детям. Петька и Машенька, словно тени, проскользнули во двор и следом визбу. Первые дни на хуторе были похожи на жизнь в полусне-полуяви. Агафья выделила им угол за печкой, на старой овчине. Кормила скудно — пустые щи, картофельная шелуха, хлеб из лебеды с горстью муки. Но это был рай после ледяного леса. Машенькин жар сошел на нет после двух дней тепла и покоя. Петька отсыпался, просыпаясь лишь для того, чтобы помочь тетке по хозяйству — принести воды, нарубить немного лучин. Он говорил мало, и в его молчаливой услужливости читалась та же горечь, что и у Арины: мы здесь не гости, мы — данники, платящие за кров молчанием и работой. Арина с первого дня начала платить по векселю. Она перешила старые, истлевшие рубахи детей Агафьи, превратив лохмотья в опрятную, хоть и заплатанную одежду. Потом взялась за единственную ценную вещь в доме — потертый, но крепкий зипун Степана, который надо было подготовить к его возвращению. Она штопала его не просто аккуратно, а вкладывая в стежки странное, едва уловимое пожелание прочности, неуязвимости. Не магию в полном смысле, а усиленное намерение, как когда-то вкладывала любовь в стежки для Александра. Агафья, наблюдая за ее работой, качала головой: — Откуда у тебя такие руки, Арин? Раньше ведь не шила так. — Научила нужда, — уклончиво ответила Арина, но поймала на себе долгий, изучающий взгляд сестры. На пятый день, когда Арина вышла в огород, чтобы помочь вскопать грядку под поздний овес, ее настигло первое известие из прошлой жизни. Соседский мужик, везший в город телегу с дегтем, остановился у колодца попить. Разговорился с Агафьей. Арина, склонившись над грядкой, слышала каждое слово. — … у них там, в Верхних Лугах, переполох! — говорил мужик, глотая воду. — Пан Гаврила, слышь, в ярости. Старосту его, того, что Лексея изувечил, в острог упекли, ждут суда. А самого Лексея — нету. След простыл. Говорят, не то помер от побоев и тело скрыли, не то сам сбежал, пана опасаясь. Сам пан теперь новых людей ищет, чтобы порядок навести, а народ-то бунтоваться начал… Шепчутся, мол, раз старосту за правду посадили… Агафья что-то тихо ответила, видимо, пытаясь свернуть разговор. Но Арина уже не слушала. Она стояла, вонзив лопату в землю, и чувствовала, как мир вокруг меняет краски. Иван в остроге.Это значило, что он нейтрализован, но и опасность с его стороны миновала. Лексей исчез.Это было хуже. Мертвый враг — понятен. Исчезнувший — непредсказуем. Значит, система пана Гаврилы дала трещину, но не рухнула. И где-то в тени, возможно, затаился человек с холодными глазами и личной обидой. |