Онлайн книга «Компромисс»
|
— А как же?! — сказал мой друг. — Иначе не по-христиански. Эви принесла несколько бутылок. — Коньяк, джин с тоником, вино, — предложила Белла. Жбанков вдруг напрягся и говорит: — Пардон, я этот коньяк знаю… Называется КВН… Или НКВД… — КВВК, — поправила Белла. — Один черт… Цена шестнадцать двадцать… Уж лучше три бутылки водяры на эту сумму. — Не волнуйтесь, — успокоила Белла. А Эви спросила: — Вы — алкоголик? — Да, — четко ответил Жбанков, — но в меру… Я разлил коньяк. — За встречу, — говорю. — За приятную встречу, — добавила Белла. — Поехали, — сказал Жбанков. Воцарилась тишина, заглушаемая стуком ножей и вилок. — Расскажите что-нибудь интересное, — попросила Эви. Жбанков закурил и начал: — Жизнь, девчата, в сущности — калейдоскоп. Сегодня — одно, завтра — другое. Сегодня — поддаешь, а завтра, глядишь, и копыта отбросил… Помнишь, Серж, какая у нас лажа вышла с трупами? Белла подалась вперед: — Расскажите. — Помер завхоз телестудии — Ильвес. А может, директор, не помню. Ну, помер и помер… И правильно, в общем-то, сделал… Хороним его как положено… Мужики с телестудии приехали. Трансляция идет… Речи, естественно… Начали прощаться. Подхожу к этому самому делу и вижу — не Ильвес… Что я, Ильвеса не знаю?.. Я его сто раз фотографировал. А в гробу лежит посторонний мужик… — Живой? — спросила Белла. — Почему живой? Натурально, мертвый, как положено. Только не Ильвес. Оказывается, трупы в морге перепутали… — Чем же все это кончилось? — спросила Белла. — Тем и кончилось. Похоронили чужого мужика. Не прерывать же трансляцию. А ночью поменяли гробы… И вообще, какая разница?! Суть одна, только разные… как бы это выразиться? — Ипостаси, — подсказал я. Жбанков погрозил мне кулаком. — Кошмар, — сказала Белла. — Еще не то бывает, — воодушевился Жбанков, — я расскажу, как один повесился… Только выпьем сначала. Я разлил остатки коньяка. Эви прикрыла рюмку ладонью. — Уже пьяная. — Никаких! — сказал Жбанков. Девушки тоже закурили. Жбанков дождался тишины и продолжал: — А как один повесился — это чистая хохма. Мужик по-черному гудел. Жена, естественно, пилит с утра до ночи. И вот он решил повеситься. Не совсем, а фиктивно. Короче — завернуть поганку. Жена пошла на работу. А он подтяжками за люстру уцепился и висит. Слышит — шаги. Жена с работы возвращается. Мужик глаза закатил. Для понта, естественно. А это была не жена. Соседка лет восьмидесяти, по делу. Заходит — висит мужик… — Ужас, — сказала Белла. — Старуха железная оказалась. Не то что в обморок… Подошла к мужику, стала карманы шмонать. А ему-то щекотно. Он и засмеялся. Тут старуха — раз и выключилась. И с концами. А он висит. Отцепиться не может. Приходит жена. Видит — такое дело. Бабка с концами и муж повесивши. Жена берет трубку, звонит: «Вася, у меня дома — тыща и одна ночь… Зато я теперь свободна. Приезжай…» А муж и говорит: «Я ему приеду… Я ему, пидору, глаз выколю…» Тут и жена отключилась. И тоже с концами… — Ужас, — сказала Белла. — Еще не такое бывает, — сказал Жбанков, — давайте выпьем! — Баня готова, — сказала Эви. — Это что же, раздеваться? — встревоженно спросил Жбанков, поправляя галстук. — Естественно, — сказала Белла. — Ногу, — говорю, — можешь отстегнуть. — Какую ногу? — Деревянную. — Что? — закричал Жбанков. Потом он нагнулся и высоко задрал обе штанины. Его могучие голубоватые икры были стянуты пестрыми немодными резинками. — Я в футбол до сих пор играю, — не унимался Жбанков. — У нас там пустырь… Малолетки тренируются… Выйдешь, бывало, с охмелюги… — Баня готова, — сказала Эви. Мы оказались в предбаннике. На стенах висели экзотические плакаты. Девушки исчезли за ширмой. — Ну, Серж, понеслась душа в рай! — бормотал Жбанков. Он разделся быстро, по-солдатски. Остался в просторных сатиновых трусах. На груди его синела пороховая татуировка. Бутылка с рюмкой, женский профиль и червовый туз. А посредине — надпись славянской вязью: «Вот что меня сгубило!» — Пошли, — говорю. В тесной, стилизованной под избу коробке было нестерпимо жарко. Термометр показывал девяносто градусов. Раскаленные доски пришлось окатить холодной водой. На девушках были яркие современные купальники, по две узеньких волнующих тряпицы. — Правила знаете? — улыбнулась Белла. — Металлические вещи нужно снять. Может быть ожог… — Какие вещи? — спросил Жбанков. — Шпильки, заколки, булавки… — А зубы? — спросил Жбанков. — Зубы можно оставить, — улыбнулась Белла и добавила: — Расскажите еще что-нибудь. — Это — в момент. Я расскажу, как один свадьбу в дерьме утопил… — Девушки испуганно притихли. — Дружок мой на ассенизационном грузовике работал. Выгребал это самое дело. И была у него подруга, шибко грамотная. «Запах, — говорит, — от тебя нехороший». А он-то что может поделать? «Зато, — говорит, — платят нормально». «Шел бы в такси», — она ему говорит. «А какие там заработки? С воробьиный пуп?»… Год проходит. Нашла она себе друга. Без запаха. А моему дружку говорит: «Все. Разлюбила. Кранты…» Он, конечно, переживает. А у тех — свадьба. Наняли общественную столовую, пьют, гуляют… Дело к ночи… Тут мой дружок разворачивается на своем говновозе, пардон… Форточку открыл, шланг туда засунул и врубил насос… А у него в цистерне тонны четыре этого самого добра… Гостям в аккурат по колено. Шум, крики, вот тебе и «Горько!»… Милиция приехала… Общественную столовую актировать пришлось. А дружок мой получил законный семерик… Такие дела… Девушки сидели притихшие и несколько обескураженные. Я невыносимо страдал от жары. Жбанков пребывал на вершине блаженства. Мне все это стало надоедать. Алкоголь постепенно испарился. Я заметил, что Эви поглядывает на меня. Не то с испугом, не то с уважением. Жбанков что-то горячо шептал Белле Константиновне. — Давно в газете? — спрашиваю. — Давно, — сказала Эви, — четыре месяца. — Нравится? — Да, очень нравится. — А раньше? — Что? — Где ты до этого работала? |