Онлайн книга «Илиада»
|
Сел в красивое кресло, с которого встал перед этим, Против Приама с другой стороны у стены и промолвил: «Сын твой умерший, старик, тебе возвращен, как велел ты. Тело в носилках лежит. Его на заре ты увидишь, Как повезешь к себе в город. Теперь же об ужине вспомним. Пищи забыть не могла и Ниоба сама, у которой Разом двенадцать детей нашли себе смерть в ее доме, — Шесть дочерей и шесть сыновей, цветущих годами. Стрелами юношей всех перебил Аполлон сребролукий, Злобу питая к Ниобе, а девушек всех — Артемида. Мать их с румяноланитной Лето пожелала равняться: Та, говорила, лишь двух родила, сама ж она многих! Эти, однако, хоть двое их было, но всех погубили. Трупы кровавые девять валялися дней. Хоронить их Некому было: народ превращен был Кронионом в камни. Их на десятый лишь день схоронили небесные боги. Вспомнила все ж и Ниоба о пище, как плакать устала. Нынче где-то средь скал, в пустынных горах, на Сипиле, Где, как слыхал я, приют находят ночами богини, Нимфы, которые вдоль, берегов ахелоевых пляшут, — Там, хоть уж камень сама, богоданной скорбит она скорбью. Значит, божественный старец, давай-ка с тобою о пище Также подумаем. Сына ты можешь оплакать и позже, В Трою привезши его. Для тебя многослезен он будет!» Так он сказал и вскочил, и овцу белорунную быстро Сам заколол; ободрали ж товарищи, как подобает, Мясо, искусно нарезав куски, вертелами проткнули, Сжарили их на огне осторожно и с вертелов сняли. Автомедонт же расставил корзины красивые с хлебом По столу; сам Ахиллес разделил меж сидевшими мясо. Руки они протянули к поставленным яствам готовым. После того как питьем и едой утолили желанье, Долго Приам Дарданид удивлялся царю Ахиллесу, Как он велик и прекрасен; богам он казался подобным. Царь Ахиллес удивлялся равно Дарданиду Приаму, Глядя на образ его благородный и слушая речи. Оба они наслаждались, один на другого взирая. Первым старик боговидный Приам обратился к Пелиду: «Зевсов питомец, пусти меня спать поскорее. Позволь нам Сладостным сном насладиться, улегшись в постели. Давно уж Ни на мгновение сном у меня не смыкалися веки, — С самого дня, как свой дух погубил под твоими руками Сын мой. Все время стенал и несчетные скорби терпел я, С горя в ограде двора по навозу и пыли валяясь. Только сейчас я и пищу вкусил, и с вином искрометным Чашу в гортань себе влил. До сегодня ж не ел ничего я». Тотчас товарищам царь Ахиллес приказал и рабыням Две кровати поставить в сенях, из подушек красивых Пурпурных ложе устроить, покрыть его сверху коврами, Два одеяла пушистых постлать, чтобы спящим покрыться. С факелом ярким в руках поспешили рабыни из дома, Две постелили проворно постели в указанном месте. И обратился к Приаму, шутя, Ахиллес быстроногий: «Ляжешь снаружи ты, милый старик, чтобы кто из ахейцев В ставку сюда не пришел совещаться, — ко мне постоянно Для совещаний идут посидеть, — таков уж обычай! Если из них кто тебя средь ночной темноты здесь увидит, Все он тотчас сообщит Агамемнону, сыну Атрея: Может выйти тогда задержка с выдачей тела. Вот что, однако, скажи, и скажи мне вполне откровенно: Сколько ты дней хоронить многосветлого Гектора хочешь? Столько я дней от боев удержусь, удержу и ахейцев». Старец Приам боговидный на это ответил Пелиду: «Если ты хочешь, чтоб мог я свершить погребение сына, Радость великую мне бы доставил ты, сделавши вот как: В городе заперты мы, как ты знаешь; возить издалека С гор нам придется дрова, а троянцы напуганы сильно. Девять бы дней нам желалось оплакивать Гектора в доме, Похоронить на десятый и пир поминальный устроить; После поминок на утро насыплем над мертвым могилу, В день же двенадцатый станем сражаться, уж если так нужно». Снова ему отвечая, сказал Ахиллес быстроногий: «Сделано будет и это, о старец Приам, как желаешь. Бой прекращаю на столько я времени, сколько ты просишь». Так сказал Ахиллес и Приамову правую руку Около кисти пожал, чтоб старик ничего не боялся. Там они спать улеглись, в притворе пелидова дома, — Царь и глашатай, в уме своем планы разумные строя. Сам Ахиллес почивал в глубине своей ставки прекрасной, С ним Брисеида легла прекрасноланитная рядом. Прочие боги Олимпа и коннодоспешные мужи Спали всю ночь напролет, побежденные сном благодатным. Лишь одолеть он не мог одного благодавца Гермеса. Думал он в духе своем, как лучше владыку Приама Через ворота провесть незаметно для стражи могучей. Стал над его головою и с речью к нему обратился: «Все еще спишь ты, старик, пощаженный Пелеевым сыном, Между враждебных людей, не заботясь о бедах возможных. Много ты отдал сегодня, чтоб выкупить мертвого сына. Но за тебя, за живого, тройную отдали бы цену Дети, которые сзади остались, когда б Агамемнон И остальные ахейцы узнали, что здесь ты, в их стане». Так говорил он. Старик испугался и вестника поднял. Тотчас Гермес лошадей им и мулов запряг и поспешно Сам их прогнал через стан аргивян, и никто не увидел. Но лишь достигнули брода прекрасноструящейся речки, Ксанфа пучинного, богом рожденного, Зевсом бессмертным, Путников бросив, Гермес на великий Олимп удалился. В платье шафранном Заря простерлась над всею землею. К городу гнали они лошадей со стенаньем и плачем. Мулы везли мертвеца. И никто их другой не увидел Ни из мужчин, ни из жен, поясами прекрасными славных, Прежде Кассандры, красой с золотой Афродитою сходной. Рано Кассандра взошла на Пергам и отца увидала На колеснице и с ним громогласного вестника Трои. И увидала в повозке, запряженной мулами, также Гектора славного труп. Завопила на весь она город: «Эй! Троянцы! Троянки! Бегите, чтоб Гектора видеть! Вы ведь с восторгом живого встречали его после битвы; Радостью он постоянной и городу был, и народу!» Так говорила. И вдруг ни жены не осталось, ни мужа |