Онлайн книга «Эшафот забвения»
|
Я протянула руку и осторожно сжала ладонь Митяя. – Что ты… Все в порядке. Митяй и его старшая сестра разменяли огромную четырехкомнатную квартиру родителей на Тверской-Ямской, и Митяю досталась Якиманка. И спортивные кубки матери, в которые я стряхивала пепел. Прости меня, Митяй… – Пора уходить, – наконец сказала я. – Да, наверное. Спасибо за вечер. – Ну что ты… Когда официант принес счет, все очарование вечера сошло на нет, а “Цинандали” мгновенно выветрилось из головы: в запредельном кабаке и цены были запредельными. Но я была готова к этому. Митяй выдержал ценовой удар спокойно, он вообще привык держать стойку. – Я заплачу, – сказал он. – Нет. Сюда мы приехали по моему приглашению. Так что плачу я. Митяй с сомнением посмотрел на меня: околачиваясь на студии, в группе Кравчука, он не мог не знать, сколько я зарабатываю. Для того чтобы вот так посидеть с мальчиком в симпатичном кабаке пару-тройку часов, я должна была бы горбатиться три месяца. – Интересно, чем? – наконец не выдержал он. – Момент. Пора было вспомнить вылазки в навороченные бутики и плебейские универмаги. Украденный у Братны “Паркер” вселял в меня уверенность. Внимательно осмотрев внутренности ресторана, я наконец нашла то, что искала, – разудалая компашка нуворишей, потные рожи, запотевшие бутылки с водкой, поросенок, фаршированный икрой. – Я сейчас приду. – Ты куда? – почуял неладное Митяй. – Сиди смирно. Экспроприация экспроприаторов. – Ты что задумала?.. – Но он уже не успел меня удержать. Я подошла к столу с компашкой, выбрала жертву и невинно попросила у нее закурить. Жертва посмотрела на меня мутным глазом, но прикурить дала. Через пять минут я уже сидела за своим столиком и на глазах у изумленного Митяя потрошила бумажник: триста долларов и распухшее отделение с рублями. От неожиданности Митяй потерял дар речи. – Ты.., ты что это сделала? – Пошерстила буржуа. А что? – Я была абсолютно спокойна. – Не обеднеет. – Ты воровка? – Ага. Воровка на доверии. – На каком, к черту, доверии? Самая банальная карманница! – Хочешь позвать милицию? Или эту, как ее, – я щелкнула пальцами, – секьюрити? – Ну, ты и!.. – однако возмущение Митяя куда-то испарилось. – Ты просто меня поражаешь! И часто ты проделываешь такие штучки? – Не часто. Сегодня – специально для тебя. Показательные выступления. Главное, чтобы тебя не стошнило от твоей же собственной нравственности. Ну что, двинули? – Да, не стоит здесь задерживаться. – Очень милое портмоне, – я поднесла кошелек к глазам, – тебе такие не нравятся? – Спрячь, – сквозь зубы процедил Митяй, – что ты как цыганка на вещевом рынке? – И кожа отличная, – не унималась я, – произведет большое впечатление на твою невесту. Ничего, что упоминаю всуе ее имя? – Расплачиваемся и уходим. – Он не злился, наоборот, я еще никогда не видела его таким веселым. …Возвращаясь к машине, мы хохотали до упаду. Я беспечно выбросила бумажник с остатками денег в первую попавшуюся урну, чем удивила Митяя еще больше. – Ты чего это? – Краденые деньги всегда жгут мне руки, мальчик. Я беру ровно столько, сколько мне необходимо. Как и всякое разумное животное. Он надолго замолк и посмотрел на меня так, как будто видел впервые. Я взъерошила его волосы и поцеловала в щеку. – Поехали отсюда. Спать хочу. В машине Митяй долго и сосредоточенно молчал, прежде чем начать со мной разговор. Трогательное единение осталось на дне бокалов с недопитым “Цинандали”, беспричинное веселье тоже прошло, все становилось на свои места. – Лихо это у тебя получилось. – Прелюдия не предвещала ничего хорошего. – Лихо получается, когда затаскиваешь в постель красивую женщину, предназначенную вовсе не для тебя. Так сказал мне однажды один человек. – Я откинулась на спинку и закрыла глаза. Когда-то эту фразу произнес майор ФСБ Олег Мари-лов, погибший на стылом декабрьском шоссе. Я бы могла погибнуть тогда вместе с ним, но осталась жива. Вот и теперь я жива, а рядом со мной сидит совсем другой мужчина… – А что с ним потом случилось? С этим человеком? – Он погиб. – Почему простые слова звучат так мелодраматично: “он погиб”, “он спас мне жизнь”, “он любил меня” – почему сейчас все это вызывает неловкость, как будто меня уличили в чем-то, как будто бы я воспользовалась чужой смертью для того, чтобы возвыситься самой: вот она сидит, седая и не очень хорошо одетая, но в ее жизни что-то было. Черт возьми, в моей жизни действительно что-то было, но это не сюжет для необязательного разговора с Митяем. – Прости, – запоздало сказал он, – ты любила этого человека? Ты очень его любила? Я так и знала! Я нравлюсь ему, я действительно нравлюсь ему, но как примириться с моим свитером, с моим неухоженным лицом, со всем тем, что вызывает раздражение? У меня должно быть что-то, что оправдывает и меня самое, и интерес Митяя ко мне: роковое стечение обстоятельств, роковая страсть или полтора года за кражу в колонии общего режима, например. – Нет, я не любила его. Просто это был знакомый человек. И все. Мне не хотелось больше разговаривать, оказывается, я хорошо помню Олега Васильевича, я не забыла его лицо, как не забыла всех остальных лиц. Их уже нет. Они все давно мертвы. – Понятно. А ты вообще когда-нибудь кого-нибудь любила? – Почему ты об этом спрашиваешь? – Ну, ты же спрашиваешь у меня о Валентине. – Я только спросила, спишь ли ты с девушками, вот и все. А на остальное мне плевать. Впрочем, мне и на это наплевать. – Ты очень странный человек. Если честно, я с подобными женщинами сталкиваюсь впервые. – С проститутками-неудачницами? Митяй бросил руль: – Ну что ты за человек?! Все же было хорошо… – Что – хорошо? – Провели симпатичный вечер… Я думал… Господи, что я делаю в этой машине, с этим человеком, что я вообще делаю, что я собираюсь делать? Еще несколько месяцев назад, когда была надежда, что люди Лапицкого найдут меня сразу, я ни о чем не беспокоилась. Но теперь… Теперь тоже не стоит беспокоиться, вдруг сказала я себе; обычный для глубокой ночи приступ отчаяния прошел (хоть с этим я научилась справляться). В конце концов, сейчас ты сидишь в “девятке” в качестве подружки “шестерки”. А босс “шестерки” почтительно целует тебе руку, он, должно быть, удачливый респектабельный гангстер. И в крайнем случае его можно шантажировать… |