Онлайн книга «Мы погибнем вчера [= Меня нашли в воронке ]»
|
Унтер-офицер смущенно крякнул, затянулся и опять почесал седую щетину: – Вот ведь… А они все, майор, командир… Майоры, они вроде моложе бывают. Али как? Так чего делать-то будем? – Знаешь, Василич… Когда я тут очнулся… На поле очнулся. А кругом трупы наших. Сотни. Жижей по земле уже растекаются парни. Первым делом я подумал – вот помер я. Слышал – где и как ты погиб, так по той смерти тебе и воздаяние? Вот и подумал, – не дожидаясь ответа деда, продолжил Леонидыч. – Значит судьба мне, не в той войне, так в этой долг отдать. По настоящему отдать. С винтовкой. Чтобы хоть одного… А через полчаса Маринку подобрал. Лежит и в голос рыдает в канаве. От страха. Ну, думаю, значит не помер. Не может же быть, чтобы сразу мы померли и в одном месте очутились? И опять же, жрать охота… Ладно, ее успокою сейчас, пристрою, а потом хоть трава не расти. В одну деревню сунулись, в другую… И везде – или немцы, или полицаи. Или местные не пускают. Картошку в руки и гонят. Страшно им. Вчера уходили из деревеньки, забыл, как называется, – Пехово, что ли? – полицаи нагрянули. Мы огородами и в лес. Один был бы – стрелять бы стал. А тут как? Через плетень лезли – ногу она растянула. Как ее бросить? А сейчас? Уже не одна она у меня… – Вот и веди к своим! – А там что? Опять доказывать, что ты не враг? Особый отдел, тройка и все такое? – А что делать-то? – Устал я, Василич, устал я доказывать. Еще там. У себя. Я ведь бомбером был. В Афганистане. Работали нормально. Духов пластали. А потом сюда вернулись – и на тебе. Я оказывается палач, по мирным жителям бомбы бросал. Убивал детей и женщин, понимаешь? А эти дети сорока лет и женщины с бородами – стреляли там внизу… А кто говорил, знаешь? Власть говорила. Которая меня туда и послала. И медали с орденами давала вначале. А потом врагом оказался – хуже немца. И вот выйдем сейчас за линию, к нашим – что я им скажу? Что я знаю – через несколько дней немцы фронт будут рвать на юге? Что через полгода под Сталинградом будут? Так меня же шлепнут через полчаса за пораженческие настроения? Или нет? Или как там у них? И ведь не только меня. Всех. Чтобы под ногами не мешались. – Да уж… – дед опять засмолил духовитый свой табак. – Дилемма, как наш хвылософ говорит. И как ты энту дилемму рубить будешь? Аки Сашка Македонский? – Да, – коротко отрезал Леонидыч. – Сон это или смерть- какая разница? Человеком надо быть. Значит, что? Пойдем завтра – то есть сегодня уже – к нашим. На прорыв. А там как фишка ляжет. – Какая фишка? – не понял дед. – Есть такая игра рулетка… – Знаю, ага… Офицеры у нас баловались во время оно. – Фишку кидаешь – на красное, на черное или на ноль. Жизнь или смерть. Или ноль. – А ноль чего? – Ноль это ноль. Значит ни жизни, ни смерти. Вот как у нас сейчас. Если я тут – значит, я тут нужен, так? – Вроде как… – А значит выбор между жизнью и смертью – есть всегда. Даже сейчас. Тем более сейчас, – поправил себя Леонидыч. – Ишь как загнул… Я вот тебе что отвечу… Выбор между совестью и грехом даже после смерти есть. Когда мытарства будут – проверишь. А сейчас сам свою душу за волосы вытащи. Как этот… барон… Забыл! – Мюнхгаузен! – Точно! Мухгамазин… Делай, Володя Леонидыч, что должен и все дела… Дед замолчал. А потом тихо добавил: – Эко я сам себе ответил-то… Надо записать, чтобы не забыть! – Марк Аврелий… – шмыгнул носом подошедший рядовой коммунистического батальона, студент-философ Лешка Прокашев. – Это Марк Аврелий сказал. Делай что должно и будь что будет. – Чего не спишь-то, Марк Аврелий? Тот пожал плечами: – Выспался. Я, вообще мало сплю. У меня до войны хомячок жил. Так он по утрам рано просыпался. И скребся все время. Вот я и привык, а что? – Да ничего… Раз проснулся… – сказал дед и вопросительно посмотрел на Леонидыча. – Вали за дровами, тогда! Понял? – тон Леонидыча был строг, но сам он улыбался. Глазами. – Пошли, Василич, кашу варить? – Какую еще кашу, Леонидыч? У нас из еды только консервы. Да чай. – Вот чай и сварим. А кашу березовую. Пора бойцов к дисциплине приучать. Чего там с нами получится – неважно. Важно, чтоб хоть одного немца каждый из нас убил. Глядишь, война чуть раньше и закончится. Хоть на полчаса, унтер-офицер! – Тоже верно, майор. Эй, солдат! – А? – оглянулся Прокашев. – Чего? – Ты до плена убил немца одного? – Не знаю… – пожал плечами философ, обдирая бересту. – Стрелял. Все стреляли. Может и попал. Может и убил. А что? – Да ничего… – ответил ему Леонидыч, зевая. Потом потянулся и неожиданно рявкнул: – Ррррррота! Подъем! А потом не спеша подошел к спокойно спящим девчонкам и положил каждой цветочек на щеку: – Барышни! Утро красит нежным светом… – Стены древнего кре… Мля! Кто мне в сапог лягушу запихал? – немедленно заорал Еж, едва протерев глаза. – Два наряда! – рявкнул дед. – И что? – поинтересовался Еж. – Мне, может, наряды нравятся! По лесу прогрохотал эхом гогот просыпающегося отряда. А унтер-офицер Богатырев хитро ухмыльнулся и ответил: – А кто ж спорит… Наряд первый: стираешь бабам портки! – Не, не, не… – застеснялась Ритка. – Я ему не доверю! Он все сломает! – Рита, у тебя есть чего ломать? – захихикал Вини. – Похабщик! – А чего! Я постираю! Подумаешь? – Андрей решительно пошел к девчонкам. – Еж, иди на фиг! Уйди, поганец! – завизжала Маринка, когда Еж стал активно стаскивать с нее носки. – Щекотно! Веселье прервал рокот самолетов, приближающийся к заимке. – Воздух! – заорал кто-то из красноармейцев. Они моментально упали на землю и ящерицами расползлись по кустам и яминкам. Прыгнули в сторону и дед с Леонидычем. А вот партизаны – кто как сидел или стоял – так и остались. Упали только после того, как две краснозвездные тени пронеслись над поляной. – Наши… – благоговейно произнес кто-то. – Наши-не наши, а вот идти все равно придется, – заругался дед с края поляны. – Какого рожна стояли как… – Горцы! – подал голос Еж. – Козлы, а не горцы! Какие, к черту, горцы? – Матричные, епметь…. – сказал Вини, отряхивая грязь с колен. – Епметь… Слово-то какое выдумал. – Этот… Мелков, тьфу, Мальцев и ты… Молдаванин… – Рядовой Русов! – И Русов… По тропе вчерашней выйдете на большую землю. Посмотрите – чего там и как. Потом один назад, если все нормально с вами пойдем. |