Онлайн книга «Первое правило королевы»
— Сегодня часов в десять приезжайте к нам. Сзади напирали и лезли, как в очереди за стиральным порошком в недалеком и радостном социалистическом прошлом. — Куда… мне приезжать, Любовь Ивановна? — На городскую квартиру. На даче мы вряд ли… сможем поговорить. О чем им говорить?! Даже при жизни Мухина они сказали друг другу едва ли десяток слов. Инна никогда не принадлежала к числу «друзей семьи», а Любовь Ивановна, по обычаю всех русских «публичных жен», на передний план не лезла, участия ни в чем не принимала, от модельеров и парикмахеров отказывалась наотрез и, когда супруг звал ее на какое-нибудь судьбоносное протокольное мероприятие, отвечала неизменно: «Ты уж, Анатолий Васильевич, там без меня. Что я тебе? Связа одна!» — Мама!.. — Это дочь Катя. Голос напряженный. — В десять, Инночка. Я буду ждать. — Я обязательно приеду, Любовь Ивановна. Увязая каблуками в земле, она перебралась на другую сторону могильного холма и спрятала нос в воротнике шубы. Мех был мягкий и гладкий, и пахло от него хорошо — вчерашними духами и чуть-чуть сигаретами. Что она хочет мне сказать? Зачем я ей понадобилась, да еще в день похорон, да еще вечером, да еще в городской квартире, когда на даче будут «все» — московские гости с их ариями, многочисленные родственники, малочисленные друзья?.. До конца «траурного мероприятия» оставалось совсем немного, все говорили почти что в полный голос, и все — о делах, под конец перестал стесняться. — Выборы через два месяца. Это, значит, когда? Ну да, получается в конце декабря. — Под самый Новый год, елки-палки! — Так еще заксобрание должно утверждать… — Хруст все утвердит, что надо. Ему тянуть интереса нет, он же сам баллотироваться хочет. — Ну и правильно. Самый верный кандидат. — Надо, чтобы олигархи поддержали, а они пока что-то его не очень… — Павел Иванович, а правда, что Адмиралов продал контрольный пакет «БелУголь»? — Говорят, что продал, а там… не знаю. — А в «Коммерсанте» вчера статья была… — Ваш «Коммерсант», пожалуй, набрешет!.. — А эти небось знают! — Коку же и знать, как не им. — Кого еще президент поддержит… — Хруста он поддерживает. — Да про эту поддержку сам Хруст и толкует, а как на самом деле, никто не знает. — Кто же «БелУголь» перекупил?.. Появится тут у нас… новая фигура да и выскочит в губернаторы! — Никто никуда не выскочит, у нас край, а не цирк! Инна отступила в снег, пропуская всю замерзшую и очень озабоченную компанию. — Инна Васильевна! Ты давно из Москвы?.. — Два дня. Как узнала, так сразу и прилетела. — А… откуда узнала? Это был очень важный вопрос, самый важный — кто кому звонил, кто кого вызывал, кто от кого узнал. Король умер, да здравствует король, все правильно. Все претенденты, едва узнав, что престол освободился, кинулись собирать и группировать вокруг себя «своих». Тех, кто подставит спины и плечи, чтобы хозяин вскарабкался по ним на высокое и теплое место, и утвердился на нем, и окопался, и настроил укреплений и дотов, а потом, бог даст, распределил бы вожделенные «доходные места» — в соответствии с высотой и шириной подставленной спины или, напротив, вне зависимости от размеров спины, зато в соответствии с умением ее владельца убедить царя в несомненности своих заслуг. Инне звонил Якушев — и.о. царя, самая сильная на сегодняшний похоронный день шахматная фигура. Инна таким образом оказывалась «в команде» первого претендента на трон и приобретала некий особый статус. Статус пока не был, так сказать, закреплен за ней официально, потому что с Якушевым по приезде она так и не виделась — тот был слишком озабочен смертью губернатора и ситуацией вокруг нее. О смерти Мухина говорили шепотом и тревожно оглядываясь по сторонам — странная смерть, непонятная, волнующая. Губернатор был найден мертвым в своем кабинете — с черной дыркой в виске и пистолетом, валявшимся под правой рукой, на красном «кремлевском» ковре. Якушев, позвонивший Инне в Москву, сказал: «Убит». Прессе «скормили» несчастный случай. Если бы пресса была московской, а не белоярской, так просто от нее отвязаться ни за что не удалось бы. Местная проглотила «несчастный случай и неосторожное обращение с оружием», и было очевидно, что проглотила просто так, от неожиданности. Московская пресса в игру еще не вступила, и Инна знала совершенно точно, что грянет грандиозный скандал, когда вступит. К тому времени, когда Инна оказалась в Белоярске, версия, та самая, которая для «внутреннего пользования», а не для прессы, поменялась — самоубийство, вне всяких сомнений. И поза, и пистолет, и время классическое — зыбкая грань между ночью и утром, когда демоны выбираются из своей преисподней и, злобно скалясь, начинают грызть и терзать слабый человеческий мозг, подкидывать гадкие мысли и сооружать чудовищные образы, спасение от которых — только смерть. Уйти, не жить, не смотреть, кануть в небытие и беспамятство. Слаб человек, слаб. О чем ты думал, Анатолий Васильевич, когда приставлял к голове холодное, гладкое, страшное дуло? Кто тебя под руку толкал? Что ж ты так… не устоял? Как ты мог?.. Инна скорбно кивала, соглашалась, теребила в кармане зажигалку — и не верила в версию самоубийства. Она мало знала Мухина, но и того, что знала, было достаточно, чтобы не верить. Он был «медведь, бурбон, монстр» — такой же кадровый работник, как Симоненко, закаленный «партийным аппаратом» и отобранный той системой для руководства той страной. Он был твердо убежден, что все, что делает, — только во благо, даже когда во вред, все равно «во благо». Он не лез в крупный бизнес, не пытался прижать криминал, не удалял от власти олигархов и не ссорился с федеральной властью. Он был вполне удовлетворен положением, которое занимал, и даже верил в то, что он на самом деле губернатор — кортеж состоял по меньшей мере из четырех машин, мигалки заполошно мигали, гаишники вытягивались вслед по стойке «смирно», личный самолет с красным бархатным салоном исправно возил его в Москву и обратно, колхозники и колхозницы встречали с рушниками и караваями. В Кремле его тоже принимали с почетом, без рушников и караваев, правда, но вполне уважительно, и он, давая интервью, говорил, намеренно и значительно окая, соблюдая максимальную «близость к народу»: «Когда губернаторская власть сильна, когда она уважаема, тогда и порядок будет!» За ним не было никакого бурного криминального прошлого, он не являлся ставленником «промышленных группировок», единственной серьезной его бедой был сын, не удавшийся во всех отношениях. — Ты на машине, Инна Васильевна, или подвезти тебя? |