Книга Дочь Клеопатры, страница 74 – Мишель Моран

Мы вернулись в триклиний как раз к началу ужина. Оказалось, что Александр уже переменил тунику, тогда как я все еще оставалась в дорожной одежде.

— Чем ты занималась целый день? — спросил он.

— Изучала окрестности вместе с Витрувием и Тиберием.

— И только-то? — бросила Юлия, открывая устрицу.

— Здесь много красот, о которых ты даже не имеешь понятия, — возразил приемный сын Цезаря.

Марцелл поднял бровь.

— Например?

— Комнаты для рабов, — ответила я. — Между прочим, вы видели их купальни?

— Кому это интересно? — засмеялась Юлия.

— Тебе, — серьезно произнесла я. — Там невообразимо красивые фрески на стенах. А розовая вода куда лучше той, которой ты пользуешься в Риме.

— Да неужели? — Девушка сморщила нос. — С чего это вдруг рабам такое раздолье?

— Мы же бываем здесь раз в году, — догадался Марцелл. — В остальное время они живут в свое удовольствие. Твой отец неспроста зовет это место Страной Бездельников. — С этими словами он улыбнулся мне. — Хотел бы я посмотреть на купальни.

— Витрувий тебя отведет…

— А может быть, ты?

За столом повисло молчание. Брат метнул на меня предостерегающий взгляд. Но Юлия беззаботно прощебетала:

— Точно, завтра после обеда. Все вместе и сходим.

Марцелл покачал головой.

— По словам твоего отца, в это время мы будем гостить у Поллиона.

Юлия опустила устрицу.

— Что?!

— Поллион постоянно дает большие займы в казну, — пояснил молодой человек. — И ты же знаешь, он каждый год бывает на море…

— Значит, отец готов обедать с убийцей за горсть проклятых денариев? — выпалила она.

К счастью, Октавиан был занят разговором с Юбой о древних диковинах. Марцелл предостерегающе прижал палец к губам, а потом заметил:

— По крайней мере, увидишь Горацию.

— И что дальше? — прошипела девушка. — Спрошу, хорошо ли ей отдыхается? Мне все это надоело!

Оттолкнув тарелку с едой, она поднялась и ушла из триклиния. Марцелл не знал, как ему поступить: остаться с нами либо пойти за ней.

— Оставь Юлию в покое, — посоветовал Александр. — Пускай сестра с ней поговорит.

— Почему я?

— Потому что ты девушка и понимаешь эти причуды.

У меня уже несколько раз были месячные, и брату пришлось натерпеться от моих перепадов настроения.

— Да, — взмолился племянник Цезаря. — Уж лучше ты.

— А тебе разве не хочется? — поддразнила я.

Марцелл замотал головой.

— Она такая злая, когда не в духе.

Подавив улыбку, я встала с места. В отличие от Рима, здесь никого не волновало, кто из нас и когда покидает триклиний. Юлия была у себя, на освещенном факелами балконе, и смотрела на волны.

— Марцелл? — с надеждой спросила она. Потом, обернувшись, заметила меня, и ее плечи поникли. — Селена…

— Вряд ли отец нарочно хотел причинить тебе боль, — произнесла я.

— Нет. — Девушка в затрепетавшей на ветру тунике вдруг развернулась, и я увидела, что ее щеки мокры от слез. — Это все Ливия. В Риме тысяча человек, у кого папа мог брать взаймы. Почему непременно Поллион? Почему завтра, когда мы только-только вырвались на свободу из школы и начали наслаждаться жизнью?

Она побрела к себе в комнату, и я последовала за ней. В глазах у Юлии опять задрожали слезы.

— Я не пойду.

— И порадуешь Ливию? — возразила я. — Ей хочется, чтобы ты осталась одна и не в духе, пока мы все вместе будем отдыхать в свое удовольствие. Поддайся однажды — она поймет, что нащупала твое слабое место, и уже не остановится.

Юлия опустилась на кушетку.

— Селена, ты видела, как Ливия поступила с Галлией. Причем и пальцем не шевельнула! Пойду — так она просто выдумает новый способ мучить меня.

— Тогда расскажи отцу! — посоветовала я, присаживаясь на один из стульев.

— Думаешь, он послушает? — Собеседница презрительно рассмеялась. — Я для него — точно редкий сорт вина, который выдерживают до созревания. Настанет срок — от меня избавятся, вот и все.

— А мне казалось, ты сама хочешь выйти за Марцелла.

— Конечно хочу. Но отцу наплевать. Я могла бы ненавидеть своего жениха, это ничего бы не изменило. — Ее тихий голос дрогнул. — Хорошо тебе, ты росла с матерью. Бедной Гайе, даже если она уцелела, никогда не узнать этой радости. Да и мне тоже.

— Но твоя мать жива…

Юлия гневно сверкнула глазами.

— И навсегда изгнана с Палатина! Ее боятся позвать на ужин, чтобы не рассердить моего отца. Ни друзей, ни мужа, ни дочери. Знаешь, где она прямо сейчас?

Я помотала головой.

— В душном Риме, точно плебейка. У нее нет денег на летнюю виллу, но разве отца это беспокоит? Будь моя воля — бежала бы отсюда и мучилась от жары вместе с мамой. Но нет, приходится страдать здесь.

Девушка наклонила голову и беззвучно заплакала. Я пересела к ней, чтобы нежно обнять за плечи. Что тут скажешь? Никакая сила на свете не изменит ни Рим, ни Октавиана. Я молча слушала рыдания — и радовалась, что пришла сюда вместо Марцелла.

Прежде чем отправляться на виллу к Поллиону, Цезарь позвал авгура: хотел убедиться, что выбрал благоприятный день для пира с приятелем. Мы стояли в саду с колоннами, чуть не сгибаясь под тяжестью навалившейся жары, и дожидались, когда же мимо пролетит стая птиц. По их полету и нужно было определить, будет это благоприятный день или нет.

Тиберий то и дело вздыхал. На лице Марцелла была написана откровенная скука.

— Где эти проклятые птицы? — глухо бранился Октавиан.

Авгур неуверенно переминался с ноги на ногу.

— Боюсь, боги не работают по человеческим расписаниям, Цезарь.

Тут Ливия ткнула пальцем на север.

— Черные дрозды! — выкрикнула она, и все разом посмотрели на предсказателя.

Юлия закрыла глаза; я почти слышала ее мысли: «Пожалуйста, объяви неблагоприятный день».

Воздев руки к небу, авгур провозгласил:

— Сегодня боги к нам благосклонны!

— Отлично, — заторопился Тиберий, — идем.

Пока Октавиан благодарил прорицателя, я заметила, как Юба исподтишка улыбнулся. Снаружи нас ожидали рабы с дюжинами занавешенных носилок. Мне предложили ехать вместе с Юлией. Как только мы тронулись в путь, я призналась, что надеялась услышать: «неблагоприятный».

— Все было ясно с самого начала, — возразила соседка. — Любой авгур, прежде чем сделать предсказание, смотрит на отца и по лицу старается прочитать, какой ответ нужен.