Книга Седьмая чаша, страница 88 – К. Дж. Сэнсом

ЧАША 3: Смерть в пресной воде.

Роджер Эллиард, адвокат, радикальный реформатор, сменивший взгляды на умеренные. 25 марта.

ЧАША 4: Смерть в огне.

Преп. Ярингтон, священник, радикальный реформатор. 3 апреля.

ЧАША 5: Смерть от тьмы и великой боли.

ЧАША 6: Пересохнут реки.

ЧАША 7: Великое землетрясение.

— Я думаю, это Годдард, и он действует все быстрее, — проговорил Харснет. — Настоятель Бенсон и Локли что-то скрывают, в этом у меня нет никаких сомнений. Я завтра же займусь ими. Мы должны заключить их в вашу тюрьму, милорд, и подвергнуть допросу с пристрастием.

— Нет, — отрезал Кранмер, — ведь допрос не будет связан с вопросами религии. Мы не можем хватать людей на улицах Лондона и бросать их в застенок, тем более в той атмосфере, какая царит в Лондоне сегодня.

— Кроме того, мы не знаем наверняка, что это Годдард, — вставил я. — Пока не знаем.

— Что вам уже известно о нем? — осведомился Кранмер.

— Если верить свидетельствам тех, кто его знал, он был холодным человеком. Хороший врач, Годдард при этом не особо заботился о своих пациентах. Он весьма болезненно переживал из-за физического дефекта — большой бородавки на носу. Однако из всего, что я слышал о нем, у меня не складывается картины жестокого убийцы.

— Если только он не одержим, — упрямо вставил Харснет.

Воцарилось молчание.

— Если Ярингтон продолжал оставаться радикальным реформатором, он не вписывается в схему, которую вы нам тут изобразили, — заметил Кранмер.

— Я использовал все, что нам пока известно. Возможно, мы чего-то не знаем о Ярингтоне. Если он действительно оставался убежденным реформатором, тогда моя версия о том, что убийца наказывает отступников, оказывается несостоятельной. В противном же случае круг возможных жертв существенно сужается.

— И ограничивается всеми чертовыми радикалистами Лондона, — проворчал Томас Сеймур. — Сколько сотен людей это будет?

— Много, — согласился я и потер ноющую руку.

Лорд Хартфорд взял составленный мною список.

— Откровение говорит, что, когда пятый ангел выльет свою чашу, люди в темноте станут кусать языки от страдания. Это может означать все, что угодно.

Хмурясь, он подергал свою длинную бороду.

— Мне все же интересно узнать, как он собирается осушить реки, что должно произойти после шестой чаши, — насмешливо проговорил Томас Сеймур. — Или устроить великое землетрясение, как после седьмой.

— Он что-нибудь придумает, — заверил я легкомысленного аристократа. — Что-нибудь такое, что подходило бы под эти описания.

Кранмер повернулся к Харснету.

— Вы достигли успехов в поисках Годдарда?

— Еще нет, милорд. Сейчас я тайно навожу справки среди представителей власти Сюррея и Кента.

Архиепископ кивнул и перевел взгляд на меня.

— Мэтью, вы представляете интересы этого мальчика, который находится в Бедламе. Его приходским священником является преподобный Мифон, сосед Ярингтона?

— Да, милорд. Когда вчера юный Кайт забрался на Лондонскую стену, он был там. И Ярингтон тоже.

— Позаботьтесь о том, чтобы за мальчиком как следует присматривали и чтобы он находился подальше от посторонних взглядов.

— Конечно, милорд. Все говорит о том, что главный смотритель Бедлама преднамеренно подстроил его побег, чтобы избавиться таким способом от неугодного ему подопечного. Больше он этого не сделает. Завтра состоятся судебные слушания по иску о надлежащем содержании этого пациента.

Кранмер снова одобрительно кивнул и, бросив взгляд на мою руку, спросил:

— Вы полагаете, преступник преследует вас, пытается запугать?

— Да.

— Только вас одного?

— Похоже на то. Жена Барака тоже пострадала, но, думаю, лишь потому, что она через мужа имеет ко мне отношение. Он хочет, чтобы я отказался от расследования.

Томас Сеймур рассмеялся.

— Вы преувеличиваете собственную значимость. С чего ему вас бояться?

— Не знаю, — ответил я и повернулся к Харснету. — А с вами не случалось никаких неприятностей?

— Нет. Впрочем, поскольку я работаю в Уайтхолле, ему до меня сложнее добраться.

Кранмер устало провел ладонью по лицу.

— Что ж, нам не остается ничего иного, кроме как продолжать охоту. Завтра вновь повидайтесь с настоятелем Бенсоном и этим Локли. Где, кстати, он обитает?

— Возле Чартерхауса.

Сэр Томас нахмурился.

— Милорд, я уже говорил и хочу повторить еще раз: мне очень не нравится, что рядом с леди Кэтрин Парр живет человек, который может быть каким-то образом связан с этими убийствами.

— Она окружена слугами, — с усталой ноткой в голосе откликнулся его брат, — и не укладывается в схему, по которой он выбирает своих жертв. Она искренне верующая, набожная женщина.

— Ярингтон тоже не укладывался в эту схему, но сегодня это не помешало ему сгореть, подобно рождественской свечке.

— Милорд, — заговорил Харснет, — я считаю, что нам нужно немедленно осмотреть жилище преподобного Ярингтона. Церковный староста сообщил нам, что его дом находится всего через две улицы от церкви, и он жил там один, если не считать слуг. Я велел не сообщать им о том, что произошло.

Немного подумав, Кранмер кивнул.

— Очень хорошо. Мэтью, Грегори, отправляйтесь в дом бедного Ярингтона, поговорите со слугами, разузнайте как можно больше о том, как он жил. Возьмите с собой пару моих стражников, и если сочтете нужным задержать кого-то из слуг, хватайте и без особого шума волоките сюда. Мэтью, прежде чем вы уйдете, я хотел бы поговорить с вами наедине.

Остальные вышли, оставив меня один на один с архиепископом.

— Все это ужасно действует на вас, Мэтью?

Я почувствовал, как к глазам подступают слезы. Что ни говори, архиепископ умел играть на струнах человеческой души.

— Да, — ответил я.

— Потому что одной из жертв стал ваш близкий друг, а теперь убийца преследует вас и насмехается над вами?

— Да. А еще потому, что прежде я никогда не видел такой… такой жестокости.

— На меня это тоже давит. Мне пришлось повидать много, даже слишком много людей, убитых из-за политики. Но тут совсем другое. Я чувствую: этот человек наслаждается тем, что делает.

— Мне тоже так кажется.

— Разве можно творить подобные зверства и при этом думать, что выполняешь волю Господа?! — Кранмер уже почти кричал. — Разве это не богохульственная насмешка над верой, вдохновленная самим дьяволом? Грегори Харснет думает именно так.