Онлайн книга «Камин для Снегурочки»
|
Сев в машину, я ойкнула и сказала: – А где Глафира? Свин, устроившийся на переднем сиденье, заржал. – Не узнаешь? Брюнетка, сидевшая около меня, растянула в улыбке большие кроваво-красные губищи, поморгала карими глазами и чуть хрипловатым голосом протянула: – Хай! – Хай, – машинально ответила я и спросила: – А кого нужно узнавать? – Митьку, – хрюкнул Свин и пихнул шофера в плечо. – Вот же он, – недоумевала я, – и куда подевалась Глаша? – Сногсшибательно, – резюмировал продюсер, – она около тебя сидит! Я уставилась на брюнетку, та подмигнула мне. – Это… ты? – вырвалось у меня. – Не может быть! – Лися постарался. – А с голосом что? – Вот блин, охрипла чуток! – Ну… а почему глаза карие? – Это линзы. – Да? – Не верит, – взвизгнула Глафира, – супер! Народ сляжет! Все газеты нам обеспечены! Да я это, я! Вот гляди, след от ожога! Я уставилась на обнаженную руку Глаши, действительно… – Можно пощупаю? – Еще плюнь и потри, – хмыкнула она. – Хватит базлать, приехали, – сообщил Свин. Когда мы вышли из машины, певицу утащила толпа народа. У меня выхватили ящик с гримом, сумку, портпледы и велели сидеть тихо на табуретке. Я послушно устроилась на жестком сиденье и привалилась спиной к дереву. Снимать клип собирались на природе, режиссер выбрал симпатичную лужайку, покрытую зеленой травкой. Палило солнце, было очень жарко, где-то высоко в небе щебетали птички, изредка моего лица касался легкий ветерок. Съемочная группа толпилась вокруг всяких приборов. – Ну, звезда моя, ты готова? – заорал режиссер. – Эй, кто-нибудь, поторопите ее, натура уходит! Мне вон та тень не нравится! Сколько можно одеваться! У нее что, три задницы? – Нечего орать, – ответила Глафира, выходя из расположенного рядом микроавтобуса. Я бросила взгляд на певицу и чуть не свалилась с колченогой табуретки. Стройная Глаша напялила шубу из соболя, длинную, до щиколоток. Застегивалось одеяние лишь до пояса. Когда Глафира сделала шаг, полы разошлись в разные стороны и стала видна коротенькая ярко-красная юбчоночка и сапоги-ботфорты. На иссиня-черных волосах моей хозяйки сидела шапка-ушанка, верхний отворот которой украшала россыпь стразов. – Где снег? – завопил режиссер. Я почувствовала себя участницей пьесы абсурда. Какой снег? Они что тут, все с ума посходили? Одна стоит в шубе и ушанке, второй желает видеть белые хлопья, валящие с неба. На улице жаркий июнь! Сейчас Свин вызовет психиатрическую перевозку. – Да, – капризно топнула ножкой Глафира, потом повернулась к режиссеру. – Меня торопили, а сами! Непорядок, Гена! Я звезда! – Снег, живо! – замахал руками Гена. Я вцепилась в табуретку. – Только не нервничайте, – пробасил один из парней, стоявших возле какой-то непонятной штуки. Затем он нажал кнопку, взял шланг… Мигом из него полилась обильная пена. Через пару секунд лужайка стала похожа на опушку зимнего леса. – Что они делают? – спросила я у шофера Мити, который меланхолично курил на редкость вонючую сигарету. – Клип снимают, – пожал тот плечами, – на песню «Зима души». Снег им нужен, вот и наваливают. – Но почему же зиму снимают летом? Митька пожал плечами: – Хрен их разберет. А в декабре Глашка в купальнике по набережной бегала, тогда про август пела. – Интере-есно, – протянула я. – Всем заткнуться! – рявкнул Гена. – Мотор, пошла, пошла! Глафира выскочила в центр лужайки, раскинула руки, завертелась, словно юла, и противным, слабым дискантом завела: – В моей душе зима, зима, там нет тебя, тебя… Я изумилась до глубины души. Секундочку, а где же звук? Сколько раз я слышала Глафиру, и все время у нее был не слишком большой, но вполне приятный голос. И потом, она сейчас фальшивит. Мой слух улавливает… Минуточку, похоже, у меня есть слух. может, я училась музыке? – Стоп, стоп, – заорал Гена, – всех уволю на фиг! Где фонограмма? Где?! А? Все сначала! Глафира отошла на стартовые позиции. – Мотор, пошла, живо, радость на лице, счастье, – командовал Гена, – работаем! Из автобуса грянула музыка, чистый, правильный голос завел: – В моей душе зима, зима… Я вздохнула. Похоже, в шоу-бизнесе сплошной обман. Поют под фанеру, говорят не то, что думают, цвет волос, глаз, эмоции – все неправда. – Где счастье? – вопрошал Гена. – Хватай снег и умывайся! Ты в восторге. Глафира зачерпнула было пригоршню пены и тут же с отвращением отбросила. – Фу, воняет. – Стоп! Сначала! – Не хочу этим умываться. – А надо. – Ни за что. – Делай как велят. – Не буду. Чуть не зарыдав, Глафира кинулась к автобусику и исчезла внутри. – У нас обострение звездности, – перекосился Гена, – о боже! Очень тяжело настоящему мастеру! Одни истерички кругом. Живо выгоните идиотку, поддайте снегу, немедленно! Свет уходит! Солнышко мое, суперстар, ну постарайся! Последняя фраза, сказанная совсем иным тоном, чем предыдущие, относилась вновь к появившейся на лужайке Глафире. Действие повторилось во второй раз, третий, четвертый, пятый… У меня заболела голова. «Снег» нестерпимо вонял, музыка гремела, режиссер орал. Через два часа после начала съемок я от всей души пожалела Глафиру. Ей-богу, никаких денег и славы не захочешь, если требуется такая адская работа! – Хватит, – взвыл Гена, – теперь конец. Глаша срывает шубу, падает лицом в снег, ее заносит метель. Ах черт, красивая картина будет! |