Книга 1974: Сезон в аду, страница 26 – Дэвид Пис

— Ага, приятеля нашего Барри. Мой отец считает, что это и навело горсовет на мысль толкнуть их — вся эта суета вокруг его произведений.

— Черт.

— Барри, в частности, именно об этом и говорил все время. Это же было незаконно, и в то время все об этом знали.

— Я не знал.

— Ну здесь-то это была не новость, а на юге, думаю, об этом вообще не говорили.

— Да, кажется, не говорили. А когда их построили?

— Пять-шесть лет тому — назад. Примерно в то же время… — Келли замолчал. Я знал, что он собирался сказать.

Мы стояли в темной холодной комнате среди резких вспышек света и не говорили ни слова, пока он не закончил.

— Ну вот, заказ готов, если, конечно, у тебя больше нет никаких пожеланий, — сказал Келли, роясь в сумке из-под фотоаппарата.

— Может, снаружи парочку, как ты считаешь? — сказал я, глядя в окно на дождь.

В тупик заворачивала машина.

Келли выглянул в окно, выходящее на улицу.

— Возможно, придется приехать еще раз, в погожий день, но я попробую.

Машина остановилась перед домом.

— Черт, — сказал я.

— Твою мать, — сказал Келли.

— Ага, — сказал я, глядя, как из сине-белой машины вышли двое полицейских.

Когда мы вышли из дома, полицейские уже шагали по дорожке. Один был высокий, с бородой, другой — коротенький, с большим носом. Они могли бы сойти за дуэт комиков, но только никто не смеялся, и рожи у них были злые-презлые.

В соседнем доме Гамлет зашелся лаем, низкорослый выматерился. Келли закрыл за собой дверь. Энид Шеард и след простыл. Шел дождь, и деваться нам было некуда.

— В чем дело, мужики? — спросил длинный бородатый.

— Мы из «Пост», — сказал я, глядя на Келли. Короткий ухмыльнулся:

— Ну и что, е-мое?

Я начал рыться в карманах в поисках удостоверения.

— Мы делаем материал.

— Да пошли вы на хер, — снова выступил короткий, доставая блокнот и глядя на небо.

— Это правда, — сказал Келли, первым вытаскивая свою журналистскую карточку.

Длинный взял удостоверения и держал их, пока короткий списывал данные.

— А как вы в дом попали?

Короткий не дал мне ответить.

— Слушай, открой дверь, — сказал он. — Я не собираюсь стоять тут под этой мочой.

Он вырвал из блокнота насквозь промокший листок, на котором пытался что-то написать, и скомкал его.

— Я не могу, — сказал я.

Длинный перестал улыбаться.

— Сможешь, мать твою, и откроешь.

— Замок захлопнулся, а у нас нет ключа.

— Ты что, Дедушка Мороз, что ли? Как ты, мать твою, туда вошел?

Я рискнул:

— Нас впустили.

— Ты перестань жопой-то вертеть. Кто вас туда впустил?

— Адвокат семьи Голдторп, — сказал Келли.

— Какой еще адвокат?

Я старался выглядеть раздраженным:

— Эдвард Клэй и Сын, Таунгейт, Понтефракт.

— Умник гребаный. — Длинный сплюнул.

— Эй, ты случайно не родственник Джонни Келли, а? — спросил короткий, возвращая удостоверения.

— Он мой троюродный брат.

— Вы, ирландцы гребаные, плодитесь как кролики, мать вашу.

— Я слышал, он смылся? Сделал ноги?

— Не знаю, — просто сказал Келли.

Длинный кивнул в сторону дороги:

— Давай вали к чертям собачьим и смотри, чтоб он нашелся к следующему воскресенью.

— А ты стой тут, Санта, — сказал короткий, ткнув меня в грудь.

Келли обернулся. Я бросил ему ключи от «вивы». Он втянул голову в плечи в побежал трусцой к машине, оставив нас троих стоять у задней двери под проливным дождем. С крыши бунгало потоком лилась вода. Мы слушали лай Гамлета и ждали, кто первый заговорит.

Короткий не торопясь убрал свой блокнот. Длинный снял перчатки, размял пальцы, щелкнул костяшками и надел перчатки снова. Я покачивался на каблуках, держа руки в карманах. Капли дождя стекали у меня с носа.

Прошла еще пара таких дерьмовых минут, и я сказал:

— Ну так в чем дело-то?

Внезапно длинный выкинул руки вперед и толкнул меня к двери. Одной рукой в перчатке он схватил меня за горло, другой вмял мое лицо в краску. Ноги мои не доставали до земли.

— Не беспокой тех, кто не желает беспокоиться, — прошептал он мне в ухо.

— Это невежливо, — зашипел короткий, стоя на цыпочках в дюйме от моего лица.

Я ждал, напрягши живот и приготовившись к удару.

Чья-то рука накрыла мои яйца, нежно их поглаживая.

— Тебе надо бы найти себе какое-нибудь хобби.

Короткий сжал руку на моих яйцах.

— Можно, например, за птицами наблюдать. А что — хорошее, тихое занятие.

Палец надавил через ткань моих брюк и воткнулся в задний проход.

Мне захотелось блевануть.

— Или увлечься фотографией. — Он отпустил мои яйца, поцеловал меня в щеку и пошел прочь, насвистывая рождественскую песенку.

Гамлет снова принялся лаять. Длинный еще сильнее придавил мое лицо к двери.

— И помни: Большой Брат наблюдает за тобой.

Машина посигналила. Он уронил меня на землю.

— Всегда.

Еще один гудок. Я, стоя на коленях под дождем и кашляя, смотрел, как ботинки со стальными носами спустились по дорожке и забрались в полицейскую машину.

Покрышки повернулись, затем и ботинки и машина скрылись из виду.

Я услышал, как открылась дверь, и лай Гамлета стал громче.

Я поднялся на ноги и побежал через Клоуз, держась за яйца и растирая шею.

— Мистер Данфорд, мистер Данфорд! — закричала Энид Шеард.

Келли уже завел двигатель «вивы». Я открыл пассажирскую дверь и прыгнул внутрь.

— Е-мое, — сказал Келли, нажимая на газ.

Я обернулся — шея и яйца все еще горели — и увидел Энид Шеард, вопящую, как черт, на весь Уилман Клоуз.

— «Не беспокой тех, кто не желает беспокоиться».

Келли смотрел на шоссе.

— Знаешь, а это не такой плохой совет.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я, зная, что он имел в виду.

— Я вчера вечером с Полой разговаривал. Она, знаешь ли, не очень хорошо себя чувствует.

— Я знаю. Мне очень жаль, — сказал я, держа взгляд на машине, едущей впереди, думая, почему он ждал до сих пор.