Книга 1974: Сезон в аду, страница 47 – Дэвид Пис

— Миссис Гарланд, ну пожалуйста…

— Пола, — прошептала она.

Я хотел прекратить, хотел протянуть руку, снять красную нитку и обнять ее крепко-крепко, как саму жизнь.

Но вместо этого я сказал:

— Пола, пожалуйста, я должен знать.

Она вздохнула и села напротив меня в бежевое кожаное кресло.

— Когда вы ушли, я была очень расстроена и…

— Пожалуйста.

— Ну, ко мне пришли Фостеры…

— Дональд Фостер?

— И его жена.

— Зачем они сюда приходили?

Вспышка холодного света в голубых глазах Полы Гарланд.

— Видите ли, они — мои друзья.

— Извините. Я не это имел в виду.

Она вздохнула.

— Они пришли узнать, не слышала ли я чего от Джонни.

— Когда это было?

— Минут через десять — пятнадцать после вашего ухода. Я еще плакала и…

— Простите.

— Дело не только в вас. Мне все выходные звонили, хотели поговорить с Джонни.

— Кто звонил?

— Журналисты. Ваши приятели. — Она говорила, глядя в пол.

— И вы сказали Фостеру про меня?

— Я не называла вашего имени.

— Что именно вы ему сказали?

— Только то, что какой-то журналюга приходил и спрашивал про Жанетт. — Пола Гарланд подняла глаза и посмотрела на мою правую руку.

— Расскажите мне про него, — попросил я; моя мертвая рука снова проснулась.

— Про кого?

Боль росла, пульсировала.

— Про Дональда Фостера.

— А что вы хотите знать? — Красивые светлые волосы Полы Гарланд были убраны назад.

— Все.

Пола Гарланд сглотнула.

— Он богатый, ему нравится Джонни.

— Что еще?

Пола Гарланд, быстро моргая, шепотом добавила:

— И он сочувствовал нам, когда пропала Жанетт.

Во рту у меня пересохло, рука горела, я не мог оторвать глаз от красной хлопчатобумажной нитки.

— Что еще?

— Он может быть настоящей сволочью, если кто-то перейдет ему дорогу.

Я поднял свою белую правую руку:

— Как вы думаете, он мог бы такое сделать?

— Нет.

— Нет?

— Не знаю.

— Не знаете?

— Нет, не знаю, потому что не представляю, зачем ему это нужно.

— Затем, что мне кое-что известно.

— Что вы имеете в виду?

— Я знаю, что он — та ниточка, которой все связано.

— Связано? Что вы пытаетесь сказать? — Пола Гарланд почесывала свои предплечья.

— Дональд Фостер знает вас и Джонни, а труп Клер Кемплей был найден на одной из его стройплощадок в Уэйкфилде.

— И это — все?

— Он — связь между Жанетт и Клер.

Пола Гарланд была бледная, ее бил озноб, она расчесывала кожу на своих руках.

— Вы считаете, что Дональд Фостер убил ту девочку и отнял у меня мою Жанетт?

— Я этого не говорил. Но он знает.

— Что знает?

Я вскочил, бинты мои размотались, я закричал:

— Какой-то мужик крадет, насилует и убивает маленьких девочек и будет продолжать красть, насиловать и убивать, и никто его не остановит, потому что всем, на фиг, все равно!

— Мне не все равно.

— Вам не все равно, а им — насрать. Все, что их волнует, — это их мелкое вранье и деньги.

Пола Гарланд сорвалась с кресла и начала целовать мои губы, мои глаза, мои уши, крепко прижимая меня к себе и повторяя снова и снова:

— Спасибо тебе, спасибо тебе, спасибо тебе.

Моя левая рука стиснула ее позвоночник, правая безвольно болталась, цепляясь за юбку. Красная нитка пристала к моим бинтам.

— Не здесь, — сказала Пола, нежно взяла меня за правую кисть и повела наверх по крутой-прекрутой лестнице.

Наверху были три двери: две закрыты, одна приоткрыта — в ванную. Две пластмассовые таблички: Мамочкина и Папочкина комната и Комната Жанетт.

Мы ввалились в Мамочкину и Папочкину комнату, Пола целовала меня все сильнее и сильнее, говорила все быстрее и быстрее.

— Ты переживаешь, ты веришь. Ты не представляешь, как много это для меня значит. Обо мне уже так давно никто не переживал.

Мы оказались на кровати; от света с лестничной площадки на шкафу и туалетном столике лежали теплые тени.

— Ты знаешь, как часто я просыпаюсь и думаю: мне надо готовить Жанетт завтрак, надо ее будить?

Я был сверху, отвечал поцелуями на поцелуи. Звук туфлей, упавших на пол.

— Я просто хочу засыпать и просыпаться, как все нормальные люди.

Она села и сняла свою желто-зелено-коричневую полосатую кофту. Я попытался облокотиться на правую руку, теребя левой маленькие пуговки-цветочки на ее блузке.

— Понимаешь, раньше мне было очень важно, чтобы никто никогда не забыл ее, чтобы никто никогда не говорил о ней, как о мертвой, в прошедшем времени.

Моя левая рука расстегивала молнию ее юбки, ее рука была на моей ширинке.

— Понимаешь, мы с Джефом не были счастливы. Но когда у нас появилась Жанетт, все это как будто приобрело смысл.

Во рту у меня был вкус соленой воды, ее слез и мощного, непрекращающегося ливня слов.

— Но уже тогда, когда она была совсем крохотной, я иногда лежала по ночам и думала, что я буду делать, если с ней что-то случиться; я видела ее мертвой, лежала без сна и видела ее мертвой.

Она слишком крепко сжимала мой член, моя рука была у нее в трусах.

— Чаще всего мне виделось, что она попала под машину или под грузовик, что она лежит на дороге в своем маленьком красном пальтишке.

Я целовал ее грудь, спускался по животу, бежал от ее слов и поцелуев вниз, к ней между ног.

— Но иногда я видела ее задушенной, изнасилованной и убитой. Я бежала к ней в комнату, будила ее и обнимала, обнимала, обнимала.

Ее пальцы путались в моих волосах, сдирали болячки, моя кровь была у нее под ногтями.

— И когда она не пришла домой, все эти кошмары, которые я себе представляла, весь этот ужас, все — сбылось.

Моя рука горела, ее голос — белый шум.

— Все сбылось.

Я — жесткий быстрый член в ее мертвой комнате.

Она — крики и шепот в темноте.