Онлайн книга «1974: Сезон в аду»
— Доброе утро, Джек, — сказал Том из Брэдфорда. — Что, Акула Пера, держишь руку на пульсе? — засмеялся он. — На всякий пожарный, Джек: не дай бог ты что-нибудь прослушаешь. — Не ссорьтесь, девочки, — подмигнул Джилман. Боковая дверь открылась. Три широкие улыбки в трех широких безвкусных костюмах. Старший констебль Рональд Ангус, главный следователь Джордж Олдман, старший полицейский инспектор Питер Ноубл. Три жирных кота, нажравшиеся сливок. Со стуком и свистом включились микрофоны. Старший констебль Ангус взял в руки стандартный белый лист бумаги и усмехнулся. — Господа, доброе утро. Вчера рано утром в Уэйкфилде на Донкастер-роуд после непродолжительной погони был арестован мужчина. Сержант Боб Крейвен и констебль Боб Дуглас приказали водителю белого транспортного фургона «форд» остановиться по причине неисправности габаритных огней. Когда водитель фургона не выполнил указаний сотрудников полиции, они стали преследовать его и в конце концов заставили съехать с проезжей части. У старшего констебля Ангуса была седая шевелюра, похожая на ореховый мусс. Он выдержал паузу, сияя как медный грош, и словно ожидая аплодисментов. — Этот человек был доставлен сюда, на Вуд-стрит, и допрошен. В ходе предварительного допроса он дал понять, что владеет информацией о более серьезных вещах. После этого старший полицейский инспектор Ноубл допросил арестованного в связи с похищением и убийством Клер Кемплей. Вчера в восемь часов вечера этот человек признал свою вину в совершении данного преступления. Ему было предъявлено официальное обвинение. Сегодня утром он предстанет перед гражданским судом Уэйкфилда. Ангус откинулся на стуле с видом человека, объевшегося рождественским пуддингом. Зал взорвался шквалом вопросов и имен. Три толстяка прикусили языки и расплылись в еще более широких улыбках. Я смотрел на Олдмана, пялился прямо в его черные глаза. А ты, сволочь, думаешь, что ты один до этого додумался? Олдман смотрел на меня. Моя дряхлая мамаша и то бы догадалась, черт ее побери. Главный следователь посмотрел на своего старшего констебля, они подмигнули друг другу и обменялись ухмылками. Олдман поднял руки. — Господа, господа. Да, арестованного также допрашивают по другим, нераскрытым преступлениям сходного характера. Однако в настоящий момент я не могу поделиться с вами никакой другой информацией. Но от имени старшего констебля и старшего инспектора Ноубла и всех полицейских, которые участвовали в этом расследовании, я хочу поблагодарить сержанта Крейвена и констебля Дугласа. Они — выдающиеся сотрудники полиции, которые заслужили нашей самой искренней благодарности. И снова зал вспыхнул потоком имен, дат и вопросов. Жанетт ’69 и Сьюзан ’72 остались без ответа. Три толстяка и их ухмылки поднялись с места. — Спасибо, господа, — крикнул Ноубл, открывая дверь для своего начальства. — Пошел на хер! — крикнул я — в черном костюме, чистой рубашке и серых бинтах. ПОВЕСИТЬ УБЛЮДКА, ПОВЕСИТЬ УБЛЮДКА, ПОВЕСИТЬ УБЛЮДКА НЕМЕДЛЯ! Вуд-стрит, Троица Государственной Структуры Уэйкфилда: Полиция, Суд и Городская Администрация. Десятый час, толпа собралась. ТРУС, ТРУС, МЫШКИН — ТРУС! Две тысячи домохозяек и их безработные сыновья. Джилман, Том и я — в самой гуще событий. Две тысячи хриплых глоток и их сыновья. Бритоголовый парень с матерью, экземпляром «Дэйли миррор» и петлей домашнего изготовления. Все ясно. ТРУС, ТРУС, МЫШКИН — ТРУС! Уродливые руки толкают, пихают и тянут нас. Туда-сюда, сюда-туда. И вдруг — цап — меня за воротник ухватила длинная рука закона. Сержант Фрейзер пришел на помощь. ВЗДЕРНУТЬ ЕГО! ВЗДЕРНУТЬ ЕГО! ВЗДЕРНУТЬ ЧЕРТОВА УБЛЮДКА! За мраморными стенами и толстыми дубовыми дверями гражданского суда Уэйкфилда царил недолгий покой, но не для меня. — Мне надо с тобой поговорить, — прошептал я, крутя головой и поправляя галстук. — Вот уж надо, так надо, мать твою, — прошипел Фрейзер. — Но только не здесь и не сейчас. Ботинки сорок пятого размера потопали прочь по коридору. Я толкнул дверь в зал судебных заседаний № 2. Он был забит до отказа и абсолютно тих. Ни одного свободного места, только стоячие. Ни одного родственника, только господа журналисты. Джек Уайтхед — в первом ряду: облокотился на деревянный барьер и смеется с сотрудником, рассаживающим представителей прессы. Я поднял глаза на витраж, изображавший холмы, овец, мельницы и Иисуса. Света снаружи было так мало, что стекло лишь отражало свет электрических ламп, громко жужжавших над головой. Джек Уайтхед обернулся, сощурил глаза и поприветствовал меня. Казалось, что приглушенное скандирование уличной толпы просачивалось снизу, из-под мрамора и дуба, и сливалось с нашим шепотом. От их ритмичных криков создавалось впечатление, что мы плывем на древней галере. — Там, снаружи — сумасшедший дом, на фиг, — задыхаясь, сказал Джилман. — Мы-то, по крайней мере, внутрь попали, — ответил я, прислоняясь к задней стене. — Ага. Черт знает что случилось с Томом и Джеком. Я показал на первый ряд аудитории: — Джек там, внизу. — Как это он туда так быстро пробрался, мать его? — Наверное, между кутузкой и судом есть какой-нибудь подземный тоннель. — Ага. А у Джека есть ключ, — фыркнул Джилман. — Да, наш Джек — парень ушлый. Я резко повернулся к витражу — за окном какой-то черный предмет взлетел вдруг и упал, как гигантская птица. — Это что еще такое? — Щит какой-то, наверное. Местные нервничают. — Не только они. И тут точно по сигналу появился он. Скамья подсудимых заполнилась ребятами в штатском, один из них был прикован к нему наручниками. Майкл Джон Мышкин в грязном синем комбинезоне и черной рабочей куртке стоял впереди, большеголовый и жирный, как сволочь. Я судорожно сглотнул, желудок обожгла поднимающаяся желчь. Майкл Джон Мышкин моргал и пускал пузыри. |