
Онлайн книга «1977. Кошмар Чапелтауна»
![]() – Что случилось? На задних сиденьях дорогих тачек, кожаные перчатки держат ее сзади за шею, члены в ее заднице, бутылки – во влагалище… – Скажи мне! Ее трясет. Я обнимаю ее, целую ее слезинки. – Пожалуйста… Она встает, отталкивает меня, подходит к зеркалу, вытирает лицо. – Да хер с ним. – Дженис, я должен знать… Она круто разворачивается, руки на бедрах: – Ладно. Они меня взяли… – Кто? – А ты как думаешь? – Отдел по борьбе с проституцией? – Да, они самые. – Кто именно? – Хер их знает. – Ты видела ордер на арест? – Да какой там, бля, ордер… – Ты сказала им, чтобы они позвонили Эрику? – Да. – И что? – Эрик сказал им, чтобы они позвонили тебе. Мою грудь сдавило, как канатом, тяжелым толстым канатом, затягивающимся все туже и туже с каждой секундой, с каждым предложением. – Что они сказали? – Они поржали, позвонили в участок. Потом позвонили тебе домой. – Мне домой? – Да, тебе домой. – А потом? – Они тебя там не застали, Боб. Тебя там не было. – И что… – Тебя ведь там не было, Боб? Канат обжигает мне грудь, ломает ребра. – Дженис… – Ты хочешь знать, что случилось потом? Ты хочешь знать, что они после этого сделали? – Дженис… – Они меня отымели. Желчь во рту, глаза закрыты. – Посмотри на меня! – закричала она. Я поднимаю крышку, кашляю, она – сзади меня. – Посмотри на меня! Я оборачиваюсь и вижу ее: Голая и искусанная, красные полосы на груди, на животе, на заднице. – Кто? – Что – кто? – Кто это сделал? Она сползает по стене на пол ванной, рыдая. – Кто? – Я не знаю. Их было четверо. – В формах? – Нет. – Где? – В фургоне. – Где? – В Мэннигеме. – А что ты делала в Брэдфорде? – Ты же сказал, что здесь опасно. Я держу ее в объятиях, как ребенка, качаю ее, целую ее. – Хочешь, вызовем врача? Она качает головой, поднимает глаза: – Они фотографировали. Черт, Крейвен. – У одного из них была борода, и он прихрамывал? – Нет. – Ты уверена? Она отводит взгляд и сглатывает. Из окна на коврик падает яркий солнечный блик, ползет по полу, приближаясь к нам. – Они – трупы, – шиплю я. – Все до одного. И тут вдруг снаружи хлопают двери машины, стучат ботинки по лестнице, кулаки – по двери, по нашей двери. Я выскакиваю в комнату: – Кто там? – Фрейзер? Я открываю дверь – за ней Радкин, за ним Эллис. Радкин: – Какого хера ты здесь делаешь? Мне видится Бобби, разбитые яйца и красная кровь на белых детских щеках, тормоза, сработавшие слишком поздно. Слишком поздно. – В чем дело? Что такое? Но Радкин пялится мимо меня на вход в ванную, на Дженис, сидящую на полу: Голую и искусанную, с красными полосами на груди и на животе. Эллис стоит с открытым ртом, вывалив язык. – В чем дело? – Новый случай. Я поворачиваюсь и закрываю дверь прямо у них перед носом. В ванной я говорю: – Мне надо идти. Она молчит. – Дженис? Тишина. – Милая, я должен идти. Тишина. Я беру с кровати одеяло, несу в ванную и накрываю ее. Я наклоняюсь и целую ее в лоб. Потом я возвращаюсь к двери и открываю ее – они по-прежнему стоят на площадке и заглядывают мне через плечо. Я закрываю дверь и проталкиваюсь между ними. Вниз по лестнице – и в машину. Я сижу на заднем сиденье, яркий солнечный свет прямо в лицо. Радкин – за рулем. Эллис все оглядывается на меня, улыбается, ему неймется начать, но это – машина Радкина, и Радкин за рулем, так что он сидит молча. А я смотрю из окна на Чапелтаун, на деревья, на небо, на магазины, на людей. Мне кажется, что я под наркозом. Если это снова он, то ощущения совсем другие. Пусто, у меня в голове пусто. Деревья зеленые, а не черные. Небо синее, а не кровавое. Магазины открыты, а не заколочены. Люди живые, а не мертвые. Полдень в другом мире. Я думаю о Дженис: Деревья черные. Небо кровавое. Магазины заколочены. Люди мертвы. Милгарт, Лидс. Суббота, 4 июня 1977 года. Полдень. Все в сборе: Олдман, Ноубл, Олдерман, Прентис, Гаскинс, Эванс вместе со своими отрядами. И Крейвен. Я ловлю его взгляд. Он улыбается, потом подмигивает. Я мог бы убить его прямо сейчас, здесь, в зале заседаний, до обеда. Он наклоняется к Олдерману и шепчет ему что-то на ухо, похлопывая себя по нагрудному карману. Оба смеются. Три секунды спустя Олдерман бросает на меня взгляд. Я смотрю на него в упор. Он отводит глаза с легкой улыбкой. Черт. Они все шепчутся между собой. Я теряю терпение: Помойка, черное длинное бархатное платье на помойке. Олдман заводит: – Сегодня утром, без четверти семь, разносчик газет услышал крики о помощи, доносившиеся с помойки у храма Сикхов в переулке Боулинг Бэк, в брэдфордском микрорайоне Боулинг. Он обнаружил тяжело раненную Линду Кларк тридцати шести лет, лежавшую на земле. У нее был проломлен череп, а также имелись колотые ранения в области живота и спины. Предварительное заключение показало, что черепно-мозговые травмы были нанесены молотком. Она была немедленно доставлена в больницу Пиндерфилд в Уэйкфилде, где и находится в данный момент под круглосуточной полицейской охраной. Несмотря на тяжесть нанесенных ей ранений, миссис Кларк смогла дать нам кое-какую информацию. Пит. |