
Онлайн книга «1977. Кошмар Чапелтауна»
![]() – Раскалывайся, мать твою! – Отстань от меня! Эллис толкает ее голову назад, она стукается о стенку. – От…бись! – Не валяй горбатого, Карен, – говорю я. – Просто скажи нам, где он, и мы пойдем. – Да не знаю я, мать вашу. Она плачет, и я ей верю. Мы работаем уже больше шести часов. Младший следователь Майкл Эллис не способен узнать правду, даже если она сама подойдет к нему и ударит его по морде. Поэтому он подходит к Карен Бернс, белой, двадцати трех лет, матери двоих детей, имеющей судимости за проституцию, страдающей от наркозависимости, и бьет ее по лицу. – Полегче, Майк, полегче, – говорю я сквозь зубы. Она сползает по обоям, рыдая и трясясь от злости. Эллис теребит свои яйца. Ему скучно, он обломался и чувствует прилив похоти; я знаю, что он хочет стянуть с нее трусы и отделать как следует. – Перерыв, Майк? – говорю я. Он шмыгает носом, закатывает глаза и направляется прочь по коридору. Окно открыто, играет радио. Жаркое майское воскресенье, обычно в такое время слушают чертова Боба Марли, но сегодня Джимми Савайл [2] крутит «юбилейные» хиты последних двадцати пяти лет. Каждая сволочь прячет свои заначки под кроватью, ждет, пока не прекратится вой сирен, пока не закончится все это. Карен закуривает и поднимает глаза. – Ты знаешь Стива Бартона? – спрашиваю я. – К сожалению, да. – Но ты понятия не имеешь, где он может сейчас быть? – Если у него есть хоть капля мозгов, то он уже давно нарисовал ноги. – А у него есть хоть капля мозгов? – Капля есть. – А куда он мог свалить? – В Лондон. В Бристоль. Понятия не имею, блин. В квартире Карен воняет. Интересно, где ее дети? Наверное, их опять у нее отобрали. – Думаешь, это он сделал? – Нет. – Тогда дай мне наводку, и я отвалю. – Или? – Или я пойду пообедаю, а мой напарник тебя тут пока допросит по своей собственной технологии. Потом я вернусь, и мы отвезем тебя на Квинс-стрит. Она вздыхает и говорит: – Кто вам нужен? – Тот, кто любит что-нибудь необычное. Странное. – Странное? – смеется она. – Во всех смыслах этого слова. Она тушит сигарету в пластмассовой тарелке с чипсами и соусом карри, встает и берет свою записную книжку из ящика письменного стола. Теперь в комнате воняет паленой пластмассой. – Держи, – говорит она, швыряя мне маленький блокнот. Я просматриваю имена, телефонные номера, номерные знаки автомобилей, вранье. – Выбери мне кого-нибудь. – Смотри на Д – Дейв. У него белый «Форд-кортина». – Ну и что? – Он трахает без резины, любит засадить в зад. – Ну и что? – Как тебе сказать, он не спрашивает разрешения. Я достаю свой блокнот, переписываю номерной знак. – Кроме того, я слышала, он не всегда платит. – Кто-нибудь еще? – Есть таксист, который любит кусаться. – Про него мы уже знаем. – Тогда это – твои клиенты. – Спасибо, – говорю я и выхожу из квартиры. Я кидаю монеты. – Джозеф? – Да. – Фрейзер. – Бобби-легавый! Я же говорю: вопрос времени, и разве я не прав? Я стою в автомате, в двух шагах от Азад Ранка, и смотрю, как пара пакистанских ребятишек швыряют друг в друга мячом. Эллис отсыпается в машине после своего воскресного обеда: пара банок пива и жирный бутерброд с сыром. По радио передают воскресный крикет и прогноз новых жарких дней, с террасы доносится щебет и чириканье птиц. Так долго продолжаться не может. Человек на другом конце провода – Джозеф Роуз, Джо Роуз, Джо Ро. Еще один пакистанчик вступает в игру. Я говорю: – Сегодня придет спецназ и заберет вас всех с собой. И, между прочим, не в землю обетованную. – Вот мать их ети. – Попробуй – а я посмотрю, – смеюсь я. – Ты можешь дать мне какие-нибудь имена, наводки? Джозеф Роуз: на полставки – пророк, на полставки – мелкий воришка, на полную ставку – обитатель Спенсер Плейс, перепродающий наркотики, чтобы удержаться на плаву. – Это как-то связано с миссис Уоттс? – спрашивает он. – Точно. – Что, ваш пират все никак не уймется? – Нет. Ну так что? – А то, что люди все равно будут бояться. – Его? – Да не-ет. Двух семерок, приятель. Черт, опять начинается. – Джозеф, назови мне имена, черт тебя побери. – Я слышал одно: девочки говорят, что он – ирландец. Как тогда. Ирландец. – Кен и Кит что-нибудь знают? – Только то, что я тебе уже рассказал. В тот момент, когда я повесил трубку, мимо меня промчались два спецназовских фургона, и я подумал: ну, держитесь, жители Спенсер Плейс: НА ВАС ОПУСКАЕТСЯ ТЯЖЕЛАЯ РУКА ЗАКОНА. Времени – почти восемь, машина будто сжимается, свет тускнеет. По всему седьмому микрорайону зажигаются костры, но не в честь Юбилея. Мы с Эллисом все еще дежурим у Спенсер Плейс, сидим без движения, потеем и действуем друг другу на нервы. Нам не по себе, как и всему этому чертову городу. Эллис источает зловоние. Мы опустили стекла и вдыхали запах горящего дерева, горящего Рима, в черном раскаленном воздухе носятся кошачьи вопли; те, до кого мы еще не добрались, баррикадируются, задраивают все ходы и выходы. Не по себе: Я думаю о том, что надо подарить Луизе кольцо. Интересно, она уже вернулась из больницы? Мне стыдно перед маленьким Бобби, стыдно за вчерашний день, за то, что я вернулся к Дженис, меня охватывает возбуждение, и вдруг все обламывается: ЖЕСТКО: Бьющееся стекло, визг тормозов, красная машина без лобового стекла мчится по улице, ее заносит из стороны в сторону, кидает на бордюр, и она приземляется на крышу возле уличного фонаря. – Господи! – кричит Эллис. – Это же наши, из борьбы с проституцией! |