Онлайн книга «Республика Шкид»
Растерялся – не знает, что делать. И вдруг видит чернявенького парнишку, того, что в конторе звезду рисовал. И тот Петюшку увидел. Улыбнулся, рукой махнул. – К нам! – кричит. – В нашу группу. Побежали вместе. Вбегают в приютскую столовую. А там уж ребят видимо-невидимо. За столами ребята сидят, а на столах оловянные миски дымятся. Вкусно дымятся. У Петьки даже нос зачесался, в коленки дрожь прошла. Сели обедать. Шумят ребята, ложками размахивают, хлебными корками перебрасываются. А Петька на суп насел. Шутка ли, парень два дня пищи не нюхал, всего-то за два дня пончик с повидлом съел. Ясно – с жадностью ест, алчно. Не соврал немец: после супа кашу подают. Гречневую, с маслом. Петька и кашу подзавернул в два счета. Киселя дали – кисель съел и миску облизал. Ребята, которые рядом сидят, смеются. Особенно один, одноглазый, с черной повязкой на лбу… Тот прямо издевается. – Ну и обжора, – говорит. – Ну и горазд лопать. Слон, ей-богу, и то меньше ест. Смеются ребята. Обидно Петьке. Терпел он, терпел – и не вытерпел. Облизал свою оловянную ложку, посмотрел одноглазому в нахальный его глаз и, размахнувшись, ударил одноглазого ложкой по лбу. Ужасно закричал одноглазый. Зашумели ребята. Федор Иванович прибежал. – Что? Что такое? Одноглазый плачет и кулаком растирает свой лоб, а на лбу шишка. – Кто тебя так? – спрашивает Федор Иванович. – Вот, – показывает одноглазый на Петьку. – Вот эта сволочь… Ложкой. Строго посмотрел Федор Иванович на Петьку. – Встань, – сказал. – Встань, тебе говорят. Встал Петька, смотрит исподлобья, – чего, дескать, надо? – Так, – сказал Федор Иванович. – Так. А теперь выйди вон. Не понял Петька – пошел за заведующим. И когда выходили из столовой, услышал за спиной: – Федор Иваныч! Новенький не виноват. Голос знакомый, – чернявенький крикнул. Вышли они в коридор. – Так, – сказал Федор Иванович. – Слушай, что я тебе скажу. Драться нельзя. Так. На улице можно было драться, а у нас нельзя. Понял? А в наказание стань здесь и стой, пока обед не кончится. Повернулся Федор Иванович и пошел по коридору. А тут как раз и обед кончился. Выбежали ребята из столовой. Бегут ребята мимо Петьки. Петька к стене прижался… Бегут. Одноглазый пробежал. Язык показал Петьке. Чернявенький пробежал. Крикнул: – Купаться пойдешь? Встрепенулся Петька: – Куда купаться? – На речку, на Кордон… Вся наша группа идет. Айда? У Петьки уж план на уме. Побежал вместе с чернявеньким. А чернявенький на ходу говорит: – Ты, – говорит, – с Пятаковым не дерись… Если он драться будет – не дерись, а заявляй прямо в шус, в школьный совет. «Ладно, – думает Петька, – некогда мне в шусы заявлять. Я сейчас на Кордоне буду… До свиданьица». Вбежали они в огромный зал. Ребят в этом зале видимо-невидимо. Строятся ребята, как солдаты, в два ряда. Бородатый дядя с палкой в руке командует. – Смирно! – командует. – Равнение направо! Стал и Петька. Тоже по-солдатски вытянулся. Равнение направо взял. А тут входит в зал Федор Иванович. Вошел, осмотрел ребят. Кому-то кушак поправить велел, кому-то лицо вымыть. Петьку увидел, брови поднял. – Как, – спрашивает, – и новенький идет? Нет, – говорит, – новенькому сегодня идти нельзя. Пусть отдохнет. Одноглазого увидел. – А также, – говорит, – и Пятаков пусть выйдет. За такое поведение – без купания. Заплакал одноглазый. Из строя вышел. И Петька вышел. Но не заплакал. Грустный только Петька стоит. Вот парами прошли ребята мимо. В ногу прошли. – Левой! Левой! Вот ушли. Подошел к Петьке Федор Иванович, похлопал Петьку по плечу. – Так, – говорит, – не унывай, брат. Сживемся. У нас не очень плохо ребята живут. А только драться нельзя. Так. Иди во двор играть. Ну! Веселей! Пошел Петька во двор. Там ребята, которые купаться не пошли, в рюхи играют. Петьку приглашают вместе играть. Усмехнулся Петька. – Не играю, – говорит. – Детская забава. Отошел Петька в сторону, к забору, и сел у забора на мелкий щебень. Сидит и думает: «Что делать? Как действовать?». А вокруг вечереет. Туман поднимается, солнце заходит. И ребята вдали в рюхи играют. Звенят голоса их: – Сбил! Попа сбил! – Врешь! В городе поп… И гладкие рюхи летают в воздухе, с грохотом прыгают по земле. А Петька думает: «Смыться я, конечно, смоюсь. Слов нет. Но только часики при себе держать опасно. С ними греха наживешь. Мало ли что… Может быть, здесь ежедневно белье сжигают… Нет. Спрятать надо часы до поры до времени». Решил Петька спрятать часы. Решил закопать их в землю, пока не подойдет время бежать. А бежать задумал в эту же ночь. Лег Петька на живот, огляделся. Ребята в рюхи играют, попов каких-то бьют. Воспитатель сидит, книжку читает. Никто на Петьку не смотрит. Вынул Петька часы. И вдруг любопытно стало. Захотелось взглянуть – какие они изнутри? Крышку открыл, а под крышкой еще крышка. И на крышке две черных буквы: С. К. А под крышкой – стекло. И под стеклом – стрелки. В черном кружочке секунды бегают. А часы и минуты идут незаметно: смотришь – на месте стоят, отвернешься – подвинулись. Семь часов без одной минуты на Петькиных часах. Разгреб Петька щебень у самого забора, ямку глубокую до локтя вырыл. Защелкнул часы, плотно обвязал их тряпкой и сунул в ямку. Ямку закопал, рукой притоптал, щебнем засыпал. Чтоб место не забыть, прутик небольшой воткнул. Потом улегся, положил голову на место, где клад закопал, – мечтать стал. И все об одном: «Чухонку куплю. С барашком. Ножик куплю. Наган, может быть, куплю… Конфеток каких-нибудь с начинкой. Яблок…». Опять замечтался Петька и снова грустить перестал. Когда ребята с купания пришли и чай пить в столовой сели, Петька на одноглазого внимания не обращал, хотя тот и снова издеваться начал. Зато за Петьку чернявенький заступился. – Брось, Пятаков, – сказал чернявенький. – Мало тебе досталось от новичка? Еще хочешь? Притих Пятаков одноглазый. После чая ребята все, и большие и маленькие, во дворе играли в лапту. И Петьке весело было. Играть не умел он, правда, а то сыграл бы для компании. Весело было Петьке. Когда стемнело совсем и звезды на небе зажглись, снова звонок зазвенел. Воспитатель встал и крикнул зычно: |