Онлайн книга «Хочу бабу на роликах!»
|
И я рассказала ей об украденном наследстве. – Ну прохиндей, ну скотина. Слушай, и ты это схавала? – А что я могла сделать? Она задумалась. – Да, пожалуй, в такой ситуации ничего. И как все рассчитал, гаденыш. В посольство телегу накатал? Как, говоришь, его звать? – Миша Цейтлин. А тебе зачем? – Ну, может, когда и пересечемся, чтоб знать. И ты не расстроилась? – Расстроилась, конечно, что ж я, совсем дура? Но с другой стороны, мне даже легче стало. – Ой, странная ты, Сашка, я тоже дура была, а как жизнь меня поколошматила, живо поумнела. Тебя тоже жизнь хорошо побила, а ты все-таки не ссучилась. Знаешь, я… ну, короче, нравишься ты мне… – Ты мне тоже нравишься. – Дунька вообще от тебя без ума. Сашка, я тебе кое в чем признаться должна. – Что такое? – насторожилась я. – Я Шалимову проговорилась, что ты в Москву приезжаешь. – Ну и что? – Да, может, и ничего, я вот думала, он в аэропорт прискачет – не прискакал. В душе у меня что-то зазвучало, но не мелодия, а нечто похожее на те звуки, что бывают в оркестре, когда музыканты до выхода дирижера настраивают свои инструменты. – Сашка, а ведь ты к нему неровно дышишь. По глазам вижу. – Понимаешь, Эмма, какая штука… Когда он рядом или где-то близко, во мне музыка играет… – Музыка? И какая? – деловито осведомилась Эмма. – Разная. – Это любовь, если музыка… – Да нет, какая любовь… Слушай, а где ты его видела, как ты ему проболталась? Ты что, специально с ним встречалась? – Ни боже мой! У Тараса день рождения был, вот мы и столкнулись, я хорошо поддала, ну и сболтнула сдуру, даже не ему, а Тарасу, а он глазами своими как сверканет… А потом подошел и мнется – вижу, нелегко ему, борется с собой, но все ж таки спросил: Как там Саша поживает? А я тогда на тебя злая была, ты ж морду расквасила. Ну и говорю: такого-то числа прилетает из Барселоны. Специально сказала, думала, в аэропорт прискачет… – А он не прискакал. – Ну и хрен с ним! Тут вообще такое дело… – Какое дело? – Да нет, это я про другое, – смутилась вдруг Эмма. – Да ладно, черт с ними со всеми, я спать хочу! – Вот и хорошо, завтра с утречка повезу тебя в салон. – В какой салон, ты что? Ты ж сказала – в театр? – Сперва в салон, а потом в театр. Надо ж тебя в божеский вид привести – ну маски там разные, припарки, омолодим тебя, причешем, помоем, макияж, то, се… – У Эммы тоже слипались глаза. Утром она действительно поволокла меня в салон красоты. Меня мало затрагивали все эти процедуры, поскольку я страшно волновалась перед встречей с Лобовым, она значила для меня куда больше, чем маски и макияж, хотя не скрою, приятно, когда тебя холят. Эмма тоже холилась на всю катушку. Когда мы с ней в какой-то момент остались вдвоем, лежа на кушетках с масками на лице и шее, она вдруг спросила: – Саш, я вот вчера забыла… Ты знаешь некоего Игоря Бестужева? – Гарика? Знаю, конечно, а что? – У тебя с ним что-то было? – Да никогда! – Он тебе нужен? – Нужен? В каком смысле? – Ну как мужик или… – Боже упаси. А ты почему спросила? Он тебе, что ли, понадобился? – Ага. Мы тут с ним по бизнесу столкнулись, так я на него запала. Мы с ним уже покувыркались пару раз – по мне мужичок, ох по мне. И вдруг он у меня фотку увидел, где мы с тобой в Пальме на бульваре сидим, вот и пристал как банный лист к жопе: где ты, что ты, а потом жалостную историю рассказал, как ты ему тонну баксов за здорово живешь отвалила. Было такое? – Было. – Так он клянется, что с той тонны у него все и началось. Говорит, хотел сперва зубы на эти бабки вставить, а потом решил, что ты ему удачу приносишь, махнул с твоими баксами в казино и такой там банк сорвал, что смог какую-то операцию провернуть, благодаря которой быстро выплыл. Сказал, что долг тебе отдал. – Отдал, правда. – Слушай, может, рассмотришь кандидатуру? – Эмма, не смеши меня. Тебе он нужен, а я вообще в гробу видала всех мужиков, а уж Гарика в первую очередь. В белых тапочках. Забирай со всеми потрохами. – Сашка, ты знаешь, тебе не идет… – Что? – А вот это – в гробу, в белых тапочках… Не идет… – Ладно, учту! – засмеялась я. Вдруг зазвонил Эммин мобильник. – Вот черт, нигде покоя нет, – проворчала она. – Алло! Михаил Леонардович? Доброе утро. Ну конечно, обязательно. Что? Да как же так! Что, уже утряслось? И как? Быть не может! Да, по-моему, просто здорово. Ах, к часу? Ну что ж, еще лучше. Договорились. Непременно… Сашка, тебе привет от Лобова! Он нас ждет к часу, у него там что-то сбилось, но он уже все утряс. – Что сбилось? – Да я толком не въехала, просто он просил быть на час позже. Знаешь, с этими творческими людьми надо осторожненько, а то они подумают, что я со своим суконным рылом на его творческую свободу покушаюсь. Хотя ты вот тоже творческая личность, а с тобой легко. – Эмма, умоляю, не говори эту муру про творческую личность. – Почему? – Ненавижу слово «творчество». Когда каждая пипетка, которая пропищала по телевизору одну песенку, рассуждает о «своем творчестве», меня тошнит. И вообще, мне еще в детстве объяснили: говорить «мое творчество» – неприлично. – Мне в детстве такие штуки объяснять было некому. Ладно, приму к сведению. Мы приехали в дом культуры, где арендоват помещение театр Лобова. Лобов кинулся ко мне: – Вы и есть госпожа Соболева? Очень, очень приятно! Эмма мне сказала, что это ваша первая пьеса, я просто не поверил! Вы молодчина, беби! Но я не подозревал, что вы еще и смертельно интересная женщина! Рад, душевно рад, беби! Мне хотелось сказать ему, что я отнюдь не беби, но слишком была взволнована. И потом, какая мне разница, как он меня называет? Хоть горшком назови, только пьесу поставь! – Михаил Леонардович, я вам доставила нашу авторшу, а сама должна мчаться по другим делам. Надеюсь, вы ее не обидите! – Как можно, как можно! Мы с таким автором хотим дружить, холить его и лелеять. – Сашка, ты, как освободишься, что делать думаешь? На всякий случай вот тебе ключи от моей хаты. |