Онлайн книга «На одном дыхании!»
|
Глафира помолчала. – Но ведь мы с вами обе верим, что его убили, – вдруг сказала она. – Мы же это точно знаем! И она ушла, а Марина осталась. В машине Глафира перевела дух и попросила у Волошина сигарету. – Куда вас отвезти, Глафира Сергеевна? Глафира затянулась, выдохнула дым и сказала бесстрашно: – Отвезите меня к Андрею Прохорову, в Варсонофьевский переулок. Вы знаете?.. Волошин кивнул угрюмо. Машина вырулила на набережную и покатилась вдоль взъерошенной осенней реки. – Поразительная женщина, – сказала Глафира задумчиво. – Как Разлогов мог быть на ней женат? Да еще много лет! – Он ее любил, – мстительно сообщил Волошин. – Так бывает, вы никогда не слышали? Глафира кивнула, и было непонятно, слышала она или не слышала. – Только зачем она врет? – Кто?! – Марина. – Бросьте, Глафира Сергеевна. Что за ерунда? – Марк, – вдруг сказала Глафира, затолкала в пепельницу окурок и, не спрашивая, вытащила у него из пачки еще одну сигарету, – вот скажите, вам нравился Разлогов? – Нет. То есть я хотел сказать, что… – Да ладно, Марк! Он никому не нравился. А можно о нем сказать, что он был человек… блестящий? Волошин молчал. – Марк? – Что вы все выдумываете, Глафира Сергеевна! – выговорил он с досадой. – Может, к врачу все-таки, а? Разлогов – блестящий человек! – Вот именно, – Глафира задумчиво кивнула. – А когда бывшая жена, с которой он много лет прожил, так о нем говорит, значит, она или дура, или врет. Она не дура, значит, врет. Зачем?.. Волошин сбоку посмотрел на нее. Ты-то врешь все время, говорил его взгляд. Ты врешь, и врала всегда! А Марина… Марина тебе не чета, она человек талантливый и сложный, и Разлогов ее на самом деле любил!.. А любил ли тебя – неизвестно. Глафира Разлогова, рассматривавшая какие-то журнальные фотографии в свете встречных фар, вдруг вскрикнула так, что машина Волошина вильнула, и сзади сердито загудели. – Вы что?! С ума сошли?! – Это же… Разлогов! – Где?! – Да вот же! Трясущейся рукой Глафира зажгла лампочку над лобовым стеклом и стала совать журнал Волошину. Он отпихивал журнал. – Но этого не может быть, – она все совала ему журнал. – Этого просто быть не может! – Глафира Сергеевна, мы сейчас в речку улетим! Тут она вдруг почти закричала – истеричка чертова. – Я ничего не понимаю, Марк! – кричала она. – Совсем ничего! Волошин кое-как приткнул машину возле ворот какого-то банка, включил аварийную сигнализацию и вытащил у нее из рук журнал. Олесю Светозарову он узнал сразу. Ну и что? Ну Олеся! Мало, что ли, их было на разлоговском мужском веку?.. – Да не тряситесь вы, – велел он вдове сердито. Конечно, он сочувствовал ей, но не слишком. Подумаешь, какая цаца! Ну увидела разлоговскую барышню в журнале, ну и что? Можно подумать, до этого она никаких таких барышень не видела и не знала об их существовании! – Я спрошу у Вари, нашей секретарши, что это за материал и откуда он взялся, – продолжал Волошин. Тут он сообразил, перегнул страницы и посмотрел на обложку. И скривился. – Впрочем, у Вари можно ни о чем не спрашивать, как я понимаю. Это ваш… почти что личный журнал, если можно так выразиться… Но вдова все тряслась и показывала на одну из фотографий, где за полуголой девицей угадывался раздраженный Разлогов. Волошин посмотрел внимательней и ничего не увидел. – Ну и что? – Этого не может быть, – выговорила Глафира с усилием и прикрыла глаза. – Этого просто не может быть! – Чего не может быть, Глафира Сергеевна? – Волошин кинул журнал на щиток, включил «поворотник» и уставился в боковое зеркало. Лампочка «поворотника» мигала, и физиономия разлоговского заместителя то появлялась, то пропадала. В зеленом мигании он походил на вампира, выискивающего в темноте и холоде очередную жертву. Подумав про вампира, Глафира вдруг вспомнила, что так и не спросила его о самом главном. – А зачем вы сегодня приехали ко мне на дачу, Марк? Он обернулся, лампочка полыхнула, и Глафира подумала совершенно отчетливо: сейчас он меня убьет. …Варя все еще продолжала усердно печатать, когда в дверь приемной сунулся Вадим. И очень удивился – или сделал вид, что удивился. – Ты все сидишь?! Она подняла глаза и улыбнулась – или сделала вид, что улыбнулась. Он вошел, прикрыл за собой дверь и покрутил головой в разные стороны, выражая изумление. Варя печатала. – А что так поздно-то? Не взглянув, она пожала плечами. – Не, ну чего сидеть-то? Она подняла глаза: – У меня работа срочная. Я ее доделываю. – Блеск! – оценил Вадим. – Срочная работа у нее, когда шеф все равно кони кинул! Варя опустила очки на кончик носа и наконец посмотрела на него как на одушевленный предмет – удостоила, рублем подарила. – А что такое? – спросил он, не собираясь сдаваться, и с размаху опустил себя в кресло для посетителей. – Кинул же, да? А ты все на него ломаешься! Или уже на другого?.. – Вадим, – отчетливым учительским тоном начала Варя, – во-первых, я терпеть не могу таких выражений, ты знаешь! Кони кинул!.. Во-вторых, у меня срочная работа. – Подумаешь, какое выражение… – протянул Вадим и осмотрелся. Сидеть в приемной ему нравилось. Здесь было красиво, богато и удобно. Вадим называл это «кучеряво». Кучеряво жил покойный шеф, ничего не скажешь!.. Тут тебе и ковры, и диваны кожаные, и стены белые, и камин натуральный, и компьютеры разнообразные, и потолок стеклянный, и секретарша красотка, хоть и в очках! |