Онлайн книга «Философы с большой дороги»
|
в поисках притаившихся на ее просторах книжных лавок, где могли найти приют некие авторы на «Ш» и «Г», ибо дед поставил своей целью «штереть» эту парочку в порошок! Он хотел, чтобы на его могиле было высечено: «Ш...? Г...? Кто такие?» Почти сразу после покупки машины мать стала высказывать вслух надежду, что деда все-таки посадят в тюрьму или его прикончит какой-нибудь наемный убийца, подосланный этими мерзкими баварцами: ей не давало покоя, что в доме уже тридцать лет не меняли занавески, а при этом на улице припаркован автомобиль, продав который можно было купить половину нашего дома. По поводу наемных убийц дед пожимал плечами: «О том, чтобы кто-нибудь выследил меня в Маклесфилде, не может быть и речи. Этот городишко – его просто не существует для внешнего мира. Точно так же, как для большинства здесь живущих не существует внешний мир». Подходя к «дому под оливами» Я захлопнул дверь машины и пересек улицу: казалось, та с каждым шагом становилась шире или, может, просто имела какую-то непереходимую ширину. Сознание мое итожило прожитую жизнь. По мере того как воспоминание за воспоминанием въезжало на отведенную ему площадку для парковки, итог получался все более неутешительным. О чем я не напишу 1.7: * * * Когда я достиг «дома под оливами», мне всюду мерещились некрологи. Именно теперь, когда он был особенно близок к тому, чтобы внести выдающийся вклад в изучение досократиков... Я встряхнулся, отгоняя прочь эти мысли. Если вы разменяли полтинник, но зеваки при встрече с вами на улице не срывают с головы шляпы, вы трудились на работодателя, имя которому - забвение. Фелерстоун как-то прошелся по моему поводу: мол, единственное, что я могу привнести нового в мою профессию, это расписать задницу гиппопотама фрагментами досократиков. Пожалуй, если я переживу сегодняшний день, я возьму на прокат гиппопотама и отправлю его Фелерстоуну – предварительно и впрямь разукрасив. До двери оставался один шаг. Отсюда было видно, что в здании – ни одной живой души. В окне маячила типичная офисная обстановка, только вот служащих в офисе не было. Я подергал дверь. Закрыто. Звонка нет. Я постучал. Никто не попытался пристрелить меня. Я просто не знал, что делать. Бывшему философу, столь отягощенному излишком калорий, что он ума не приложит, куда их девать, через эту дверь было явно не пройти. Я уж подумывал, не протаранить ли фасад дома на машине, когда, глянув за угол, вдруг увидел дорожку, а в конце ее – железную лестницу, упиравшуюся в открытую дверь. Я вытащил пистолет – пусть подышит свежим воздухом; так по крайней мере, если я по ошибке попал не туда, никто не станет надо мной смеяться. Делая один-два осторожных шага, я замирал и ждал, что же будет дальше. Дальше был темный коридор, по которому я пробирался целую вечность, прежде чем услышать голоса. Передо мной открывалось какое-то помещение вроде склада, в центре на потолке был прикреплен блок, с которого свисала цепь. Продвигаясь скрытно, как бомбардировщик «Стелс» – кто бы ждал подобного от толстячка философа, – я подполз ближе и, свесившись через ограждение, стал изучать происходящее внизу. Сверху мне был виден Юбер. Я не претендую на то, что кто бы то ни было рукоплескал моему зрению, но сверху мне показалось: Юбер не в лучшей форме. Раздетый, он висел на цепи, вздернутый за здоровую руку, лицо и волосы – в крови. Юпп был похож на индюшку в витрине мясной лавки, хозяин которой отличается легкой экстравагантностью. Висеть так, должно быть, очень больно, однако Юппа, похоже, это совершенно не трогало. Давясь кляпом во рту, он сосредоточенно смотрел в одну точку, и взгляд его не обещал ничего хорошего для похитителей: «Дайте только мне обрести почву под ногами и собрать свои члены – мало вам не покажется...» Взгляд Юбера был неотрывно устремлен на двух типов внизу, стоявших ко мне спиной: всем было не до того, чтобы приметить меня. Честно говоря, Юпп был намного спокойней меня: я страшно волновался. Поздравляю Я нашел Юппа. Это я, который с трудом может найти зубную пасту в ванной. По сравнению с этим достижением меркла вся моя жизнь. Смущенный своим успехом, я отступил в тень: надо было подумать, что делать дальше. Послышались еще чьи-то шаги. При этих звуках мне показалось, что у меня сейчас сердце оборвется от страха, но я подбодрил себя мыслью, что как бы то ни было, но если даже я встречу здесь смерть, про меня можно будет сказать «пал смертью храбрых». – Вытащите кляп, – приказал голос. – Привет, Юбер! – Привет, Эрик. – Мы тут заняты одним расследованием... – Да что ты? И давно ты работаешь в полиции? – Юбер говорил столь тихо, что я едва мог разобрать его слова: то ли он совсем ослабел от боли, то ли хотел подманить недругов поближе – тогда их можно будет укусить? – Забочусь, понимаешь ли, о чужих нуждах. И ты тут можешь здорово нам помочь. Рассказать про Тьерри. И про деньги. Но сперва ответь: тебе очень больно? – С болью я пока что умею справляться, – огрызнулся Юпп (по крайней мере хотел огрызнуться). – Ты да эти недоумки – вы и пяти минут не выдержали бы в моей шкуре. – Послушай, – начал Эрик унылым голосом специалиста по статистике, объясняющего, что такое округление до нуля, – мы, конечно, знаем, что ты не щенок, а просто матерый рецидивистище, любишь покуражиться и все такое. Но ты кокнул Тьерри, ты знаешь, где хранятся твои денежки, и, может статься, ты даже знаешь, куда затьеррил – в смысле, затырил – свои денежки Тьерри. Ты будешь висеть здесь, пока все нам не расскажешь. Ну так, может, не будем |