Онлайн книга «Философы с большой дороги»
|
– Ну. – Троих узкоглазых? – Троих. – Странно. А я думал, это я их кокнул. Или, может, вам другая какая троица попалась? Н-да... Видно, совсем неудачный денек для франко-вьетнамских отношений выдался. Крыть Юппу было нечем. Эрик какое-то время сверлил его взглядом, а потом расхохотался: – Загибать, Юпп, я и сам могу. Не хуже тебя. Все критяне лжецы Какое любопытное развитие парадокса о критском лжеце, мысленно отметил я, вслушиваясь в этот диалог. Заодно я задался другим вопросом: чего ради Юпп пустился меня рекламировать? Они, конечно, и так не очень-то ему поверили, но что с ними будет, когда они увидят меня?! Где я допустил в жизни ошибку?.. Моя жизнь: просто-напросто просрана. Мне следовало лет в восемнадцать записаться в стрелковый клуб и не вылезать оттуда часа по три-четыре, изо дня в день. Тогда сейчас я бы мог вальяжно явиться перед этой публикой - этакий наделенный всеми полномочиями представитель провидения, - перестрелять кого надо и отправиться завтракать. Трепещите, мы идем! Эрик уехал – по случаю чего один из его клевретов принялся пересчитывать Юппу ребра бейсбольной битой. Забавно: при всем своем высокомерии по отношению к американцам французы рабски подражают им в культуре. Замечу – терпение тоже порой вознаграждается. Видно, госпожа Фортуна устроила в тот день незапланированный бенефис. Расклад: я и мое недоумение против двух бугаев, оставленных стеречь одного незадачливого налетчика, болтающегося под потолком, как люстра. В глубине души я чувствовал досаду на Эрика – ему, видите ли, приспичило уехать, а я отдувайся: теперь у меня не осталось никаких оправданий бездействию. Не мог же я и дальше тешить себя шальной мыслью, будто двое верзил тоже отлучатся на полчасика, предоставив мне спокойно снимать Юппа с цепи. Я еще малость подрожал в своем укрытии. Секунды текли, как капли меда: медленно, полновесно. Я медлил уже минут десять. А нужно-то было: встать на ноги и открыть огонь. От бугаев меня отделяло метров пять-шесть. Надо быть полным олухом, чтобы не попасть с такого расстояния. Но только лопухнулся я на другом: проглядел, что поблизости – сортир. Где-то слабо заверещал телефон. Верещал он до тех пор, покуда один из бугаев не пошел и не снял трубку. Стало быть, не мобильник. Я все еще прохлаждался, смакуя течение времени, когда один из этих вертухаев – тот, который с подбитым глазом (Юпп его, что ли, головой тюкнул?), извлек из кармана какой-то комикс и объявил: «Пойду-ка я малость покорячусь». И тут я понял; пора выходить из-за кулис на сцену. Я дал этому типу несколько секунд на то, чтобы расстегнуть штаны. Сполз по лестнице вниз – соскользнул, как перышко: ни одна ступенька не скрипнула. Длинный коридор – любитель комиксов ждет меня где-то там, в конце. Я устремился вперед. За поворотом оказалась искомая дверь, на которой красовалась табличка. Буквы как пьяные, и написано: «Муж., Жен., Пришельцы из космоса» (работа в офисе способствует любви к плоским и претенциозным шуткам). Как заметил когда-то Солон, человеку суждено увидеть многое, на что лучше бы ему не смотреть. Эту дверь, например. Я готов был совершить поступок неджентльменский и подлый: пристрелить человека через дверь туалетной кабинки. Правда, я едва не поддался угрызениям совести, но вовремя вспомнил: мама растила меня вовсе не для того, чтобы я нашел свой конец от пули какого-то недоумка в «доме под оливами». (С другой стороны, для чего именно вырастила меня мама, и по сей день остается для меня тайной.) Издержки жизни в академической среде - видишь жизнь в черно-белом свете. Хотя в этом есть свое очарование. Может быть, оно и не очень хорошо – в одностороннем порядке объявлять о намерении прикончить ближнего своего, но признаюсь: куда больше, чем перспектива убить этого взгромоздившегося на трон читателя комиксов, меня волновала перспектива его не убить. Мою руку удерживала лишь одна мысль: едва начнется стрельба, я уже не смогу, если что-то пошло не так, взять и объявить перерыв на кофе. Я еще раз взвесил в руке пистолет, наставил его на дверь, так чтобы ствол смотрел на то место, где должен сейчас восседать мой любитель комиксов. «Ну, давай», – пробормотал я, всей шкурой чувствуя, что в любое мгновение могу вырубиться, схлопотав промеж глаз штуковину, которая резко выключает вас из всякого восприятия реальности. Выстрела не последовало. Предохранитель. Я забыл перевести предохранитель. Я дернул чертову скобку и еще раз нажал на курок. Оглушительный грохот. Просто оглушительный. Настолько громче, чем я ожидал... И к тому же несколько раз... Дверь – в щепки... Я выпустил три пули, а потом – знаете, как бывает: стряпаешь что-нибудь, начинаешь сыпать приправу и не можешь удержаться... Я расстрелял всю обойму и, выхватив полицейский револьвер, болтавшийся у меня на поясе, ничком упал на пол (я что-то не слышал, чтобы хоть одному паломнику повредила та быстрота, с которой иные простираются ниц, исполненные благоговения при виде священного колодца Замзам в Мекке). На полу я пристроился, полагая, что так принято делать, если хочешь уменьшить площадь поражения тела во время перестрелки, и принялся ждать, пока в коридоре появится второй вертухай. Я ждал. Потом услышал, как меня окликает Юбер. Слабым, охрипшим голосом: «Этот готов!» Все еще опасаясь словить пулю промеж глаз, я осторожно выглянул из-за угла. Юпп все так же висел на цепи, однако второй бугай недвижно лежал на полу – словно он прилег позагорать в одежде. «Целый день ждал, когда ж |