Онлайн книга «Замена»
|
Девочка не знала, что ответить, но новенький не сдавался. Мальчика очень тошнило от химиотерапии, ему не хотелось есть, и он разговором забивал в себя комок рвоты. – А Джадис убьют? Или нет? Лучше бы убили! – Я не знаю. – Ты еще не дочитала ее? Или не поняла? Мама читала мне книгу, но я не понял, что там случилось. А потом еще одну книгу. Там мальчики пошли куда-то, и в общем, глупая книга. У новенького на голове осталось три хохолка, и девочка, заглянув под эти клочки волос, увидела там названия странных книг. А еще увидела, что мучиться ему осталось недолго – неделю, не больше. – А кто дочитает нам книгу? Ты или профессор? – Я не знаю. – Ты ничего не знаешь, «Ты-умрешь», – насупился мальчик. – Ты скучная. Меня зовут… Он икнул, и его губы побелели. Сейчас, решила девочка. – Я прочитаю книги, которые тебе читала мама. И объясню. Новенький поморгал: у него слезились глаза. – Когда? – выдавил он. – Послезавтра. Он помотал головой и зажал рот ладонью. «Такие большие книги, ты не успеешь», – прочитала девочка под его хохолками. «Хотел бы я дожить до послезавтра». «Я сейчас блевану прямо перед ней. Фигово». «Она страшненькая». Девочка чувствовала его рвоту у себя в горле, ей было плохо, и она перестала заглядывать в голову новенькому. – Приходи завтра. Я прочитаю «Пеппи Длинный чулок». Он кивнул и убежал. Девочка знала, у кого она попросит книгу. Задняя стена класса была стеной только с одной стороны, и она знала, что профессор Куарэ никуда на самом деле не спешил. Ни он, ни десятки странных устройств, которые всегда там работали. * * * – Он пришел? – спросила Элли. «Нет. Его убил Кристиан». Я покачала головой. Они все молчали, вспоминая рассказ. Сначала я долго описывала классную комнату, парты-ящики, вспоминала, как лился сверху свет, не дающий теней. Я говорила, ожидая, пока они не замолчат. Говорила, пока звучали требования объяснить. Я описывала в пустоту. Дети всегда пропускают описание в экспозиции. Сейчас они спросят, кто этот профессор. Они спросят еще что-то и тотчас же вернутся к своему положению, снова заметят провода детонаторов на мне, взрывные устройства перед собой и несколько этажей подвала над нами. Но я смогла. Только откровенность, только личное – и никакой светотени. «Интересно, что бы сказали об этом учебники». Я видела глаза своих учеников, видела в них вопросы и решила, что правда – это до конца. – Вы знаете, кто такие Ангелы? Растерянные взгляды детей, бесстрастные взгляды бомб – так начался мой настоящий урок, последний урок правды. Он начался, и я поняла, что это на самом деле легко, легче легкого, потому что мягкий свет без теней не оглушает, потому что они все просто хотят слышать учителя, потому что иначе нечестно. – Можно войти? Я опоздала. В открытых дверях стояла Джоан. Я кивнула, и Малкольм сделал шаг в класс. За ее спиной был темный коридор, освещенный оранжевыми лампами, сырой и неуютный – и устремленный в свободу. – Нам надо поговорить, – сказала Малкольм. – Сейчас. Она ни разу не оглянулась на детей, их словно не существовало в мире Джоан. «Она переоделась. В чем она была утром? И… сколько времени прошло?» Понимание было горячим и острым: Анатоль, другие учителя, время – я не знала ничего, а передо мной стоял ответ на десятки вопросов. – Где Куарэ? – В таком же классе, только под другим крылом. Джоан легко взобралась на стол, за которым я сидела. Она вертела в руках свой телефон-планшет, и запонки ее рубашки звучали насыщенной синевой. – Мисс Малкольм, что происходит? – Мисс Малкольм! – Мисс Малкольм! Она не обернулась, и только я увидела досадливую гримасу на лице Джоан. – Я разговариваю с вашей учительницей, – сварливо сказала она. – Помолчите. – Мисс Малкольм, пожалуйста! – Мисс Малкольм! Они кричали, и я задыхалась от отчаяния в их голосах. Боль в груди стала почти невыносимой, когда из багровой пелены вынырнула рука и ухватила меня за щеку. – Нам надо поговорить, – сказал звенящий голос, и в багрянце мелькнула сталь. – Мисс Малкольм… – Заткнитесь, – негромко сказала Малкольм. – Вас притащили сюда, нацепили вам подгузники поверх одежды и приковали к партам. Вам, мать вашу, поставили бомбы перед носом. Вы всего лишь предохранители, а предохранители должны молчать и работать. Джоан смотрела только на меня, но ее услышали все. – Джоан, что… – Не здесь. Она напряжена, вдруг поняла я. И ее паясничанье в дверях, и злой тон в ответ детям, и аккуратно расчесанная челка, и даже свежая помада на тонких губах – это все якоря, за которые она держится. – Не здесь, – повторила Малкольм. И я увидела, как в ее синих глазах тает серость. И заметила, что Джоан Малкольм сидит, натягивая своим весом провода детонаторов. По проводам ползли капли крови – вот-вот запачкают ее брюки. «Это моя кровь». – Не здесь, – в третий раз сказала она. – И поживее. И я нырнула. Коридоры смещались в стороны, как стрелки, ныряли и возносились прочь с моего пути. Стоял гул, стоял лязг – я словно попала в огромный механизм. Кафельная плитка дождем текла вниз, таяла со звенящим скрежетом, и в этом месиве я впервые подумала о том, что могу увидеть впереди знакомые синие нити. Гул и грохот коридоров стихли: передо мной лежала первая ветвь памяти. «Что это?» Она была ровная, прямая и непрерывная. Из серой пустоты ткались новые ветви – гладкие, чистые, без лакун. Идеальные. И слишком плотные, чтобы просто пройти насквозь. * * * Раскаленное небо. Зеленые блики над горизонтом, чьи-то крики, чаще всего повторяется слово «Ангел» – примерно семнадцать процентов. Остальное трудно оценить: я плохо знаю болгарский. – Вы Малкольм? Погоны поверх скафандра. Он не спал трое суток, не соображает. Сорок пять лет, опыт бронетанковых боев. Шрамы, темперамент холерический. Слишком много смертей. |