Онлайн книга «У чужих берегов»
|
– Как же попал сюда этот колокол? – Тут, батюшка, цельная история с географией... Веришь, не веришь ли, но я сам от деда слыхал, а покойник правдив был... При великом Петре губернатор сибирский жил. Гагарин – князь. И был тот губернатор несусветный притеснитель народу. Обирал да казнил и правого и неправого. Особливо с купечества не токмо что три, а все семь шкур драл. Вот единожды томское да каинское купечество храбрости набралось и царю на свово Ирода челобитную. Насмелились… И что же вышло? Вышло по купечеству. Рестовать царь приказал Гагарина. Привезли князя в город Санкт-Питербух и – того! Голову с плеч! Крутенек Петр Лексеич был на расправу с врагами мирскими! Ну, сказнили владыку лютого, неправедного, и тут государь объявил томскому да каинскому купечеству свою волю: де, мол, я ваш заступник, а теперя вы за Расею заступитесь... Ему тогда пушки шибко занадобились. Давайте мне, господа купцы, сказал государь, колоколов на перелитье. На пушки, то ись... Не хочу я, молвил, силком колокола сымать, а казна расейская ноне оскудела... Вот вы, господа купцы, и купляйте мне, где ни на есть, колокола! Купцы, конешно, бухнулись в царские ножки: мол, будет по-твоему, ваше величество! И во все концы – гонцы! Понавезли вскорости колоколов в Санкт-Питербурх видимо-невидимо. Одначе, царь – не бездумный: приказал в своем задворье поставить вешала и те колокола повесить, а сам вышел с палочкой – он завсегда с веским посошком гулял. Идет это продоль вешалов да посошком по меди постукиват. Слушает, значит, и приговариват: энтот – на пушки!.. И энтот туда же, в перелитье. Э-э-э! А энтому и подавно: не гудеть коровьим ревом, а греметь порохом! Так Петр Лексеич дошел по нашева. Стукнул разок. А колокол-то как запоет! До того баско да хрустально, што государь даже шляпу снял... Еще разок потревожил царь древнева певуна... Поет! – Ну, господа купцы, – говорить государь, – это же не колокол, а чудо царицы Пирамиды! Жить ему во веки веков. Везите вы его, – приказал, – во свою Сибирскую сторону и пущай он звонит в мои, царские, значит, дни. Повезли купцы находку в Сибирь. Обоз в сто лошадей шел, с подставами. И поехал певун от самой столицы санным путем до наших местов... – А почему не в Каинск или не в Томск? – спросил я, заинтересованный этой историей. – Тут, снова выходит, особь-статья... Воскресенское-то наше – древнее... И прямиком на великом тракте стоит. Воскресенское не обойти, не объехать. Так вот. Шел себе обоз и все чин-чином. Но под Воскресенским приключилась купцам лютая беда. Напали на обоз братья-разбойники. Сибирь – вольная сторона – завсегда лихим людом была богата... Агромадная шайка напала. Тут и случилось чудо: колокол на особых санях ехал, в десяток упряжек, посередь обоза. И он, самочинно, безлюдно – возьми и грянь набатом! Мужики Воскресенские, прапрадеды наши, услыхали набат. Выбегли на дорогу: который с топором, иной с дрекольем али с вилами, а которые охотники – и с пищаль-самопалом! От того самого набату братья-разбойники ужаснулись и кистеня свои пороняли. Тут их мужики наши и порешили... Стал обоз невредимо в селе. Старший купец возблагодарил господа и велел строить в Воскресенском наилучшую церковь. Храм во спасение от лютого ворога, от разбойного люда, значит. Прочие купцы согласие дали. Пожертвовали от щедрот своих немалую толику и колокол оставили в нашем Воскресенском. С тех пор и пребывает у нас древнее творение. – Действительно! И история и география... Любопытно! Очень любопытно! Старичок снял с головы старинную шапку синего плиса – колпаком, – отороченную вытертым лисьим мехом. Истово перекрестился в сторону церкви и, снова водрузив колпак на облысевшую голову, посмотрел на меня в упор, с хитрецой. – Самое любопытство, батюшка, еще впереди... – Ну? Староста окликнул пономаря: – Порфиша! Иди себе с богом... Не надобен... – и, когда Порфиша (лет семидесяти) спустился с колокольни, старик, чуть улыбаясь, продолжал: – Любопытство самое в том, что у народа нашего поверье: коли когда случится грабительство, нападение на крестьянство, колокол самочинно грянет набатом... Такие, выходит, дела... Ну, ежели я вам пока не в надобности, пойду... Ох, грехи, грехи! Мы спустились вниз. Я попросил старца вызвать в сельсовет всех членов церковного совета. Прощаясь со мной «по ручке», староста, еще раз взглянув пристально в глаза, сказал многозначительно: – Да... Вот такое любопытное поверье у нас... Возьмите сие в толк... Оставшись один, я самым внимательным образом осмотрел местность. Голый пустырь и без обычной церковной ограды. От колокольни до церкви больше сотни размашистых шагов: о праще-рогатке не может быть и речи... Нет, здесь не мальчишеская шутка. В чем же дело? Церковники, причт бездействующей церкви, на допросах были правдивы, и никакого сомнения в их непричастности к странному звону не оставалось. Я чувствовал растерянность, очень вредную для следователя. Голову сверлила мысль: от «похоронного звона» до грозного набата, способного всколыхнуть взбулгаченное село, недалеко... Намеки пегобородого старца не случайны... Что он за фигура? Сельсоветские сообщили: середняк. Не из «крепких». Избирательных прав не лишался... Всегда был лоялен и – незаметен... – И ни туда ни сюда, – сказал председатель сельсовета, – серединка на половинке, бездетный. Одна взрослая дочь. Живет не то чтобы... но в достатке. Самообложение – без звука! – Верующий крепко? – А черт его знает! Известно: старостой бы община не выбрала, еслив был нашей веры... Где же искать кончик той невидимой нити, которая протянулась к колоколу-легенде? Откуда она, эта нить, начинается? Ясно одно: присутствие человека на старой звонарне – исключается... Ну и чертовщина! Вечерело. Наскоро поужинав у председателя сельсовета, я побрел на квартиру Тихомирова. Встретил он меня неприязненно. – Почему сняли милиционера? – А чего зря морозить человека? – Гм. Ну, получается что по вашей линии? – Рановато... Такие дела в один день не делаются... – Смотрите, как бы не опоздать, – угрожающе бросил Тихомиров и отвернулся. – Подожди, не злись... Скажи лучше вот что: кто у тебя в группе бедноты? – Председатель – Мокеев. Извечный батрак, коммунист. Члены: учительша. Пожилая. Беспартийная, но наш человек. При Колчаке арестовывалась… Три бедняка здешних, два – коммунисты, третий – беспартийный. Всех троих колчаковцы пороли... Бывшие партизаны... Ну, известный тебе предсельсовета. Коммунист... Избач здешний – молодой парень, комсомолец, из округа прислан. Еще Антипов, председатель батрачкома бывший. Коммунист... Я сам... Вот и весь комитет. Село богатое, мужики зажиточные – большой бедняцкой группы тут не сколотишь. |