Онлайн книга «У чужих берегов»
|
Парень лет двадцати, с лицом, на котором словно навсегда застыло выражение недоумения. Толстогубый, с полуоткрытым ртом и крупными веснушками на переносье. Таких крестьянских парней рисовали передвижники. – Неважно у тебя, товарищ Федя Поливанов, в читальне. Грязно, запущено... Газеты не подшиты, шкафы с книгами в пыли. А главное, холодно! Кто ж сюда читать пойдет? – Это вы еще не все перечислили, – Поливанов, прихрамывая, подал мне стул и вздохнул с горечью. – Вторых рам нет. Порастащили, когда раскулачивали Безменова. Хозяина этого дома. В печах дымоходы обвалились... половицы прогнили. Венцы подводить нужно... Я говорил, говорил... Да разве сейчас до этого?! – Почему же не до этого? Парень ответил газетно: – Сейчас – главный удар по кулаку! Вот справимся с коллективизацией, тогда уж всурьез – за книгу. А сейчас... война! – Через край берешь, Федя Поливанов. Через край... Комсомолец? – Конечно! Я в детдоме воспитывался. – Как ты смотришь на эту историю с колокольным звоном? – Да что ж я? Тут и поумнее меня ничего сообразить не могут... Вот разве вы что-нибудь выясните или Виктор Павлыч. Только он не интересуется. – А ты знаешь Дьяконова? – Господи! Он же меня в детдом определял... Еще в двадцать втором году... Мы оба с Алтая... – Ага! Вот что, Федя. Покажи-ка, где ты живешь. Хочу посмотреть твое житье-бытье. – Пожалуйста. Только не прибрано у меня... Сюда, по этой лестнице. Темновато. Не оступитесь... Комната избача была светлой и просторной. Стояла убогая мебель: стол, заваленный книгами, топчан с тощим матрацем и с подушкой без наволочки... Одеяло заменял тулуп... Тоже – холодно, грязно, неуютно... Солнечный свет, падающий сквозь пыльные стекла двух больших окон, не скрашивает, а подчеркивает запущенность. – Бить тебя, парень, за такую жисть! – покачал головой Прибыльцов, присаживаясь на колченогий стул. – Бить и плакать не велеть! Ты что же сюда на жительство прибыл али так, в побывку? Воздух в комнате нежилой. Пахнет плесенью, сыростью... И какой-то кислятиной! Я сделал несколько шагов к окну, сдвинул кастрюлю с давно прокисшим супом и хотел распахнуть окно, но застыл на секунду с рукой, протянутой к шпингалету... В щели рассохшегося подоконника виднелась провалившаяся гильза от малокалиберной винтовки... – Да. Плоховато ты живешь, советский культурник! Сядь-ка за стол, избач, да положи обе руки на столешницу. Ну, не стесняйся! А теперь скажи: где малопулька? Избач побледнел. – К-к-кая малопулька? – Та, которая стреляет... Вон, на подоконнике, гильза. Да не ломайся! Ты же не барышня. Все равно ведь все перероем, а найдем! – Ах эта! – насильно выдавил улыбку избач. – Так бы и спросили! Это не малопулька. Малопульками шомполки называются. А эта зовется: малокалиберная, бокового огня... Прибыльцов прикрикнул: – Ты баки не вкручивай! Вот как дам по кумполу! Вы, товарищ следователь, выйдите: я с ним сам побеседую... Силясь держаться веселее и беспечнее, Поливанов указал пальцем в сторону топчана. – Под матрацем. Пожалуйста, берите! Ничуть даже не жалко! Эко добро – малокалиберка! Да мне она и ни к чему. Так, баловался. Прибыльцов сбросил с топчана тулуп и матрац. На досках лежала изящная малокалиберная винтовка. – Где патроны? Поливанов сделал непонимающие глаза: – Патроны? Где ж у меня патроны? Вот побей бог – не помню! Запамятовал... Милиционер подал мне находку, не спеша подошел к избачу, сказал с удивлением: – Стал быть, это я за тебя, гнус алтайский, столь ночей на морозяке дрожжи продавал?! И беззлобно стукнул парня по затылку. – Ой, не бейте, не бейте! – трусливо взвыл избач. – Все скажу! В углу корзина. Белье грязное... В тряпье оказались две коробочки патронов и длинноствольный шестизарядный револьвер смит-вессон. – Еще есть оружие? – Нет, нету больше, честное слово, истинный бог – нет! Я распахнул створки окна. Большой колокол был виден отсюда, как на ладошке, во всем своем древнем великолепии. «Под прямым углом!»... – улыбнулся я возвратившейся мысли... Зарядив ружьецо, я стал палить по колоколу. Над селом поплыл чистый, певучий звон... Я стрелял и смеялся... Милиционер обшаривал жилище избача. Федька Поливанов не отрывал глаз от столешницы. А в воздухе пели серебряные струны, и к звонарне сбегался народ. – Верно с полсотни кулацких детей уже вызвонили, товарищ следователь, – улыбнулся Прибыльцов, когда я почти опустошил коробочку с патронами. – Поберегите заряды... В обрат поедем – может, лисичку зацепим. – Правильно, товарищ старший милиционер, не все зайцев тропить по пороше... Ну, двигай вперед, Поливанов! Прибыльцов повел арестованного избача огородами, но деревенский «телеграф» уже сработал. Когда я сам шагал в сельсовет, у колокольни стояла толпа. Посыпались вопросы и выкрики: – Правда, што Федька-избач в церкву пулял? – Иде ево девали, тварину?! – Куды гнуса укрыл, товарищ райвонный?! – Отдавай нам Федьку! – Добром просим! Я поднял руку. – Спокойно, граждане, спокойно!.. Советский суд... Но накал толпы не остывал. – Отдавай! По-хорошему говорим! – Слушайся мира, гражданин! – Все одно: возьмем сами! – Мокро место оставим... Разнесем ваши ухоронки! Сквозь толпу пробился прибежавший Тихомиров. Обещанием «лично» проследить за Федькиной судьбой, горячими словами унял разгоравшиеся самосудные страсти, но мне шепнул: – Поскорей отправляй его в район! Ночью выкрадут из каталажки и пришибут! Прибыльцов запрягал коня. Я заканчивал предварительный допрос избача, когда в сельсовет вбежал тяжело дышавший Дьяконов. Выхватив из-за пазухи маузер, бросился к Поливанову. – Где дядя спрятан?! В какой комнате? Быстро, гадина! Глуповато улыбавшийся Федька помертвел и повалился Дьяконову в ноги... – Ой, не стреляйте! Ой, все скажу, все... Он меня заставил, убить грозился!.. Боюсь я, не стреляйте! – Где Захар? Федька закрыл лицо рукавом, трусливо пополз к углу и вдруг заговорил быстро, быстро: – В кухне дядя Захар, Виктор Палыч, в кухне, один он, Виктор Палыч, поспешайте, Виктор Палыч, завтра уходить собирался, Виктор Палыч... |