Онлайн книга «У чужих берегов»
|
– Нет... Устал, очень... Мы дохлюпали до середины поселка, не встретив ни души, и остановились очистить пудовую грязь с сапог у какого-то пятистенника, погруженного во тьму. Ставни были закрыты наглухо, и лишь тонкие полоски света просачивались на улицу. Из дома слышались гармошка и нестройное, пьяное пение... – Гулянка, – сказал Игорь. – Ничего не получится. В этот момент хлопнула дверь, с крыльца во двор спустились двое с фонарем, и желтое пятно света поплыло к нам. Ворота были раскрыты настежь. Кто-то невидимый, уже на улице, спросил: – Котора шинкаркина изба-то? – Вон, на перекося отсель – белена хата... Через улку – всего и ходу, – ответил второй, странно знакомый голос. – Да-кось хвонарь! Темень, зги не видать, туды ее в погоду! – Добегишь и за так... Мне к коням надо... Да посуду не кокни! – Бегай тут для вас! Они пьют, а мне бегать! Черти гладкие, мать вашу... – Ты Федор Иванычу доложись. Он те погладит, чище милиции... – Да ну вас к ляду и с Хведором! По грязи захлюпали сапоги уходящего. Игорь сжал мою руку, и у него вырвалось: – Ромка! Человек с фонарем справлял нужду. – Ково тут? А ты, што ль, Пантелей? Фонарь подвинулся к нам и поднялся. – А батюшки! – со страхом и изумлением сказал цыган и забормотал: – Уходи, отец, тикайте, скорее тикайте, сгибнете, за понюх пропадете, мать честна, свята богородица-троеручица! – наклонился и зашептал, обдавая лицо сивушным перегаром. – Я ить думал, что Пантюха – дозорный! А энто ты, отец... Ох, хмелен нонче Федор Иваныч! Шибко хмелен... Ну, коли жить охота – айда за мной! Должно, дозорный на околице от дожжа в избу укрылись... А то беспременно приставили бы вас Федор Иванычу... Ну, айдате скорее! – Погаси огонь, Роман, – Не бойсь. Я выведу… Он повел огородами. Путаясь и спотыкаясь в картофельной ботве, мы вышли к речке. Ромка переправил нас в лодке на другой берег и вышел с нами на невысокий ярик. Здесь начинался густой сосняк и дождь ощущался меньше; Цыган поставил «летучую мышь» в траву. – Ну, щастлив ваш бог! Я прислушался. Хутор молчал. Лес глухо шумел... – Что, Роман, нового хозяина нашел? Опять батрачишь? Ты же в милицию хотел? – А блажил... – после паузы осветил цыган. – Заголодал я тады вконец. Кака родня цыгану милиция? – Но ведь работал у нас? Он, не ответив, стал рассказывать, как выбраться дальше. – Дорогу я найду... Слушай, Роман: бросай банду! Идем с нами – я тебе устрою амнистию... – А не попутно нам, батенька! Я у Федор Иваныча в армии не последний... Сам сказывал: мой, грит, дитант! Высморкавшись, он добавил хвастливым тоном, явно заученные слова: – Хресьянска армия всех коммунистов изничтожит – тады мы с Федор Иванычем правильну савецку власть поставим! Штоб, значит, хресьянам торговать. Вольно, в охотку... – А цыганам – воровать? Ну, что ж, Роман, бей меня! Вон у тебя обрез за пазухой. Огоньков за меня не меньше ведра отвалит... Вы люди богатые! – Не страми! Цыган и на черствый кус памятливый! Уходитя! – Как же Огоньков тебя помиловал? Ведь, наверное, догадывался, что тупицынская роща – твоя работа? – Я Федор Иваныча на себе три версты тащил. Раненого. – Так... раскаялся? – А не береди душеньку! – выкрикнул цыган. – Сказано – тикайте, покуль живы! Эва погода, непогодь! Мокрый я до нитки! Надо б вас приставить... Да ладно уж! Он матюгнулся и, повернувшись спиной, стал спускаться с обрывчика, высвечивая фонарем ступеньки, вырытые в глинистой почве... Игорь вслед ему сказал прочувственно: – Спасибо тебе, Роман! Большое спасибо! Сделав два шага к берегу, я негромко позвал: – Роман! Бросай свою сволочь. Идем с нами. Спина – широкая, плотная, чуть раскачивающаяся и хорошо видимая на фоне воды, ответила забористой матерщиной. Я поднял маузер. Ливнем хлеставший дождь прижал звук к земле, и ни лес, ни хуторские собаки на выстрел не откликнулись... Только Игорь жалобно охнул. – Молчать! Иди возьми у него обрез и фонарь, я подержу под мушкой. – Не... не могу! Держа пистолет наготове, я спустился под яр, но необходимости во втором выстреле уже не было. Утопив в реке фонарь, я снова поднялся к лесу и чуть не ощупью разыскал прижавшегося к сосне Игоря. – Прекрати стучать зубами и возьми себя в руки. На, бери обрез и не отставай! Не знал, что ты такое дерьмо! На рассвете мы добрели до Ракитина. Оказалось, что группа Шаркунова ночует здесь. С хутора Шаркунов вернулся в Ракитино в три часа дня. Двор сельсовета заполнили конники. Стояли чем-то груженные подводы. Начальник милиции сыпал приказаниями: – Чередниченку, Соколова, Прохорова положите под навес. Ты, Самойленко, добеги до сельпо, возьми у них временно брезентовый полог – накрыть надо. Раненых – в приемный покой! После перевязок – лекпома сюда! Грузы уложите получше, перевяжите веревками. Арестованных – запереть в бане! Потом обратился ко мне: – Ну... Все, следователь! Спасибо! Вот вам и лучший председатель сельсовета, Карл Карлыч Мейер! В кандидаты приняли! Два года, гад, оказывается, «станок» держал! Награбленного добра у него полны амбары! – Арестовал ты его? – Ну, еще таскать! Иуде – первая пуля! – А «командарм»? – Малость пострелял... И меня зацепил. Вот, глянь, кстати, до фельдшера... Он снял шапку. Голова была обвязана окровавленной тряпкой. Размотав повязку, я увидел, что пуля пробороздила волосы, сняв с черепа узкий шматок кожи. – Сколько наших всего? – Трое. Раненых – пять.... – А тех? – С твоим – тридцать семь... У цыгана полны карманы денег оказались. И кисет с золотом. Кольца, браслеты... Которых я живьем взял – говорят, что цыган у того на подхвате состоял... У Огонькова. Вроде – адьютант... – Знаю. Оружия у него еще не было? – Был в кармане наганишка... Отдам тебе. На память. – Лучше кому-нибудь из партийцев безоружных. – Вот так, товарищ следователь... Сейчас мои по лесу шарят. Может, подравняем до четырех десятков. Он выхватил шашку из ножен, дважды погрузил покрытый ржаво-бурыми пятнами клинок в землю, обтер засверкавшую сталь полой шинели и, с треском бросив опять в ножны, поднялся по ступенькам крыльца. |