
Онлайн книга «Толчок восемь баллов»
— Доброе утро, ваше величество, — поклонился Бенкендорф. — Доброе утро, Александр Христофорович. Я очень занят. Уйма дел… Потрудитесь изложить все кратчайшим образом. — Слушаюсь, ваше величество. Австрийский инженер Герстнер предлагает соединить железными дорогами на паровой силе ряд городов Российской империи… — Но он же сумасшедший!.. Ну почему ко мне?! Направьте его во врачебную управу! — Осмелюсь заметить, ваше величество, Герстнер представил вполне убедительные резоны для полезности введения железных дорог на благо процветания России… — Россия и так процветает! — нетерпеливо перебил царь. В эту секунду из-за двери послышался нежный женский голос: — Ну где же вы, Николя?.. Оглядываясь на дверь, Николай торопливо проговорил: — Александр Христофорович, голубчик… Обсудите проекты этого… Ну как его?! — Герстнера, — подсказал Бенкендорф. — …проекты этого Герстнера в соответствующих инстанциях, создайте необходимые комиссии, сделайте организационные выводы — и только потом ко мне! И не в такое раннее время, Александр Христофорович! — Николя!.. — послышалось из-за двери. Николай ринулся в покои, на ходу расстегивая мундир. Когда он распахнул двери, Бенкендорф увидел кровать под балдахином, в которой томилась обнаженная фрейлина… * * * На Крестовском острове, в тщательно сокрытой от посторонних глаз беседке, собрались акционеры русского извоза. — Мы для него — инкогнито! Мы оплачиваем его работу, а остальное его не касается. Кто мы, что мы — он никогда не узнает, — жестко проговорил князь Меншиков. — Неужели нельзя было найти специалиста из своих? — пожал плечами граф Татищев. Нет! Как выяснилось — нельзя! Потому что у нас все делается тяп-ляп! А он — ювелир!.. Послужной список его интриг превосходит всякое воображение: дворцовый переворот в Абиссинии, беспорядки в Ирландии, расстройство военного союза Люксембурга с Китаем против Англии, загадочная гибель короля Саудовской Аравии… — Ну хорошо, хорошо… Достаточно. Когда он будет здесь? — Я здесь уже. — В дверном проеме появился маленький, худенький человечек с ангельским лицом, белокурыми волосиками и широко распахнутыми доверчивыми голубыми глазами. За ним волочилась непомерно длинная шпага. — Ага..: — несколько растерялся князь Меншиков. — Господа! Позвольте представить вам… э-э-э… — Иван Иванович, — помог ему вооруженный ангел. — В России я натурализовался как Иван Иванович Иванов. — Дорогой Иван Иванович, мне не хотелось бы называть имен… — И не надо, — мило улыбнулся Иван Иванович. — Вы — князь Меншиков, вы — князь Воронцов-Дашков, вы — графы Бутурлин, Татищев и Потоцкий. Ваш негласный доход от извозного промысла — более ста миллионов рублей в год. И железные дороги Герстнера могут лишить вас этих денег. Так? Ошеломленное молчание было ему ответом. — А вот вам и последняя информация: ваш государь благосклонно разрешил создание комиссий по обсуждению проекта Герстнера. — Кошмар!.. — Все схватились за головы. — Итак — цареубийство? — деловито спросил вооруженный ангел. — Нет! Нет!.. Только не это!.. — испуганно закричали все. — Жаль… — сразу погрустнел Иван Иванович. — Время политических свобод… Император гуляет без охраны… Ах, как эффектно можно было бы обставить эту акцию!.. И недорого. — Ни в коем случае! — категорично прервал его Воронцов-Дашков. — Россия достаточно натерпелась от смены правителей! — Очень, очень жаль, — мягко и печально повторил ангел со шпагой. — А ведь скоро даже ничтожные государственные деятели, болтая о равенстве и демократии, начнут окружать себя такой толпой телохранителей, что исполнение самого примитивного политического убийства станет буквально непосильной задачей. Естественно, и цена… — Ангел присвистнул и ввинтил палец куда-то вверх. Вошел здоровенный молодой лакей — принес самовар, чашки, блюдца, сахар. Иван Иванович тут же стал прихорашиваться, не отводя от лакея томного взора. Лакей перехватил его взгляд, смутился… — Может быть… Герстнера? — осторожно спросил граф Потоцкий. Иван Иванович обиделся, как виртуоз-скрипач, которому предложили сыграть на балалайке «Светит месяц». — Ну пожалуйста… Хотя это не та фигура, господа, ради которой стоило приглашать меня! Тем более что сегодня в России уже немало сторонников железных дорог… Ангел со шпагой помолчал и с надеждой спросил: — А может быть, вообще террор? — Что-о-о?.. — Все впервые услышали это слово. — Террор. Новая, очень прогрессивная форма насильственного убеждения, при которой клиент сам отказывается от ранее намеченных планов. Мы, профессионалы, считаем, что за этой формой большое и светлое будущее, — пояснил Иван Иванович. Князь Меншиков сразу оценил преимущества прогресса: — Прекрасно! Мы примем самое живое участие в работе всех комиссий по обсуждению проекта Герстнера, а господин Иванов параллельно с нами займется осуществлением своего прогрессивного метода. Пусть расцветают все цветы! Итак — террор!!! * * * Герстнер, Родик, Пиранделло с козой, Зайцев и Маша торопливо сбегали вниз по лестнице отеля «Кулон» к выходу на улицу, где их ожидала карета. — Скорей, скорей! — торопил всех Герстнер. — Мы уже десять минут назад должны были уехать… — Антон Францыч! Не волнуйтесь… В России вы никуда не опоздаете, — успокаивает его Родик. — Назначено заседание комиссий в десять, хорошо, если к двенадцати соберутся… — Я не хочу этого слышать!!! Это разгильдяйство! Герстнер рывком открыл дверь на улицу, и тут же перед его носом раздался страшный взрыв. Стоявшая у отеля карета взлетела в воздух… Когда дым рассеялся и обломки кареты вернулись из поднебесья, выяснилось, что от всего экипажа невредимыми остались только кучер на облучке и две запряженные непонятно во что лошади. — Ну вот, — удовлетворенно сказала Маша. — А если бы мы вышли на десять минут раньше?.. * * * По коридорам Сената сновали чиновники с папками. Один из них проскользнул в дверь с табличкой «Специальная междуведомственная комиссия», где с трибуны князь Воронцов-Дашков говорил: — Устроение железных дорог в России совершенно невозможно, бесполезно и крайне невыгодно. А если кому-то приходит в голову, что две полосы железа смогут оживить наши русские равнины, — тот глубоко и опасно заблуждается! Все это выглядело как суд над Герстнером. Он сидел в стороне ото всех, и его лицо выражало искреннее недоумение. |