Онлайн книга «Ты самая любимая»
|
Во дворе, возле детской песочницы, гуляла кошка с котятами и сидели соседские старушки, издали смотрели на Надю и милицейскую машину. А наверху майор Никуленко крест-накрест заклеивал дверь Ваниной квартиры желтыми милицейскими лентами с жирной надписью «ОПЕЧАТАНО МВД». Дышал на резиновую печать и шлепал ею, как молотком, по всем лентам. Затем с чувством выполненного служебного долга вышел из подъезда, сел, не глядя на Надю, в свою милицейскую машину, но тут же и высунулся из нее, погрозил Наде пальцем: — И не вздумай печати трогать! Срок получишь! Хлопнула дверь, заворчал мотор, машина тронулась и, увозя Ванечку, выехала со двора на улицу. Надя смотрела ей вслед. Возле нее опускались и лопались радужные мыльные пузыри, оставляя на асфальте мокрые пятна. Проливной июльский дождь накрыл город. На Горбатом мосту мокли шахтеры, и с ними, молясь, мок юный священник с Библией в руках. Возле Думы мокли пикетчики с красными знаменами и лозунгами: «ВСЯ ВЛАСТЬ СОВЕТАМ!», «ЕЛЬЦИНА И КИРИЕНКО — ПОД СУД!» В Шереметьево-2 Чубайс и Кириенко, стоя под зонтиками у трапа прибывшего «боинга», встречали первого заместителя директора МВФ Стенли Фишера, прибывшего для переговоров о выделении России 10 миллиардов долларов стабилизационного кредита. И мокла под дождем Надя, стоя на улице у входа во ВГИК. Мимо нее, показывая вахтеру экзаменационные книжки, гордо проходили в институт абитуриенты, допущенные к экзаменам. Вот и Зина прошла, делая вид, что не видит Надю. А Надя все мокла под дождем. Изредка у вгиковского входа останавливались машины, из них выходили и спешили во ВГИК киношные знаменитости: профессор Сергей Соловьев, профессор Вадим Абдрашитов. А Надя все мокла под дождем. Наконец из подъехавшей машины вышел профессор Джигарханян. Под зонтиком направился в институт, увидел на своем пути Надю и остановился. — А ты тут что стоишь? — Я… Я в-вас ж-жду… — Зачем? — Я… Я хоч-чу экзамены сдавать. — Ну и сдавай. Мы тебя допустили ко второму туру. — Ой! Правда? — изумилась Надя. — Так я могу зайти? — Конечно. Идем… Они прошли мимо вахтера в вестибюль. — Вот спасибо! — говорила на ходу Надя. — А я… — Это не мне спасибо. Ларисе Ивановне. А где твой ребенок? — Нету. Отняли… Профессор даже остановился: — Как отняли? Кто? — Это не мой ребенок, — объяснила Надя. — Это… В общем, у него родители погибли, мои знакомые. Они в аварии погибли, а Ванечка на мне остался. А теперь его забрали… — Кто забрал? Куда? — Профессор сдавал в гардероб свой плащ и зонтик. — Служба опеки. А куда — не сказали. В детдом… — Надя заплакала. — Убрать слезы! — приказал, нахмурясь, профессор. — Не пережимай! Ты что, навещать его хочешь? Надя разом перестала плакать. — Конечно. Если б они сказали, в какой детдом, я б ему передачи… А они… — Ясно. Пошли… — И профессор пошел по коридору в сторону ректората. — Когда это случилось? Как ребенка фамилия? Надя, идя за ним, говорила на ходу: — Вчера… Ваня Игнатьев… Профессор открыл дверь приемной ректора. — Идем, я Ельцину позвоню. Надя остолбенела: — Ко… кому?! Две секретарши — одна ректора, вторая проректора — вскочили с мест при появлении Джигарханяна. — Заходи, заходи! — сказал он Наде. И секретаршам: — Здрасте, девочки. Я позвоню… И, сев за стол одной из секретарш, придвинул к себе телефон. А секретарша поспешно вставила ключ в дверь кабинета ректора: — Армен Борисович, мы вам кабинет откроем!.. — Не нужно, я по-быстрому. — Профессор набрал номер. — Алло, приемная? Здравствуйте, это Джигарханян… Да, тот самый… А Бориса Николаевича можно услышать? На Валдае? Ч-черт, тут вся страна загибается, а он на Валдае!.. Надя в ужасе смотрела на профессора. — А с Фаиной Ильиничной можете соединить? — спросил он в телефон. — Спасибо. Я жду… — И Наде: —Ничего, мы сейчас Фаину попросим, это даже лучше… — И в телефон: — Алло! Фаина Ильинична, это Джигарханян… Да нет, вашими молитвами жив-здоров, всё в порядке… Слушай, золото, у меня к тебе просьба. Вчера органы опеки взяли в Москве одного ребенка-сироту и отправили в детдом… — Профессор вопросительно глянул на Надю. — Игнатьев Ваня… — подсказала она. — Иван Николаевич, тринадцать месяцев… — Игнатьев Ваня Николаевич, тринадцать месяцев, — сообщил профессор в трубку. — Можно узнать, в какой его детдом определили?.. Хорошо, буду ждать, спасибо. — И профессор положил трубку, повернулся к Наде: — Она мне сегодня позвонит. Завтра приходи на второй тур, я тебе все скажу… — Ой, спасибо!!! Но профессор нахмурился: — У тебя опять вид как с вокзала! Ты вообще где живешь? — Ну, раньше я у Ванечки. А вчера они квартиру опечатали, так я это… — Что «это»? — Н-ну, это… Я… Ну… На Ярославском вокзале, действительно… — Вот я и вижу! Просто какая-то вокзальная… — проворчал Джигарханян. И секретарше ректора: — Так! Звони коменданту общежития. От моего имени. Чтоб ее поселили в приличную комнату! Срочно! — И Наде: — Иди отоспись! И чтоб завтра была как штык надраенный! На пятом этаже вгиковского общежития, на кухне, на конфорке стояла на малом огне жестяная банка с «ваксом». Помешав палочкой эту смолу, высокая и длинноногая Лара несла эту палочку к своей упертой в подоконник и оголенной до причинного места ноге, намазывала смолой ляжку у самого верха, прикладывала к смазанному месту кусок бязевой тряпки, прижимала и затем резко, рывком отрывала. Бязь отходила от кожи вместе со смолой и волосками, ляжка становилась идеально чистой. Здесь же несколько абитуриенток, одетых по-домашнему в халатики, спортивные шорты и еще во что-то затрапезное — кто в бигуди, у кого мокрая голова завернута полотенцем, — варили кашу «Быстров», курили и обсуждали Надину ситуацию. — Из детдома в любой момент ребенка могут продать за границу, — авторитетно говорила Лара. — Как продать?! — ужаснулась Надя, сидя на подоконнике. — Элементарно. За границей сплошные импотенты. Сами делать детей не умеют, приезжают сюда и… — Если его сама Ельцина устроила в дом малютки, его никуда не продадут, — сказала молдаванка, чистя картошку. — Сейчас! — возразила третья, грузинка. — Именно оттуда иностранцы и забирают детей — из лучших детдомов! — Ну, это вообще беспредел! — возмутилась Надя. — У него своя квартира в Москве! |