Онлайн книга «Дождь из высоких облаков»
|
– Однажды его отца встретил, Николая... Он и говорит – не знаю, что делать с сыном. Он деньги стал зарабатывать и домой колбасу приносить. Коммерческую, целыми коробками. Помнишь, появилась дорогущая коммерческая колбаса? – Не помню... – Потому что ты никогда не знала голода. А Илья коробками ее покупал, а потом на помойку выбрасывали. Съедать не успевали, и она портилась... Николай его просил: «Не покупай больше», – а он все равно покупал, не мог устоять... – Пап, это было давно! – Ошеломленная Надежда наконец опомнилась и постаралась восстановить справедливость. – У Ильи сейчас издательский бизнес, своя типография, бумажный комбинат в Карелии. Он недавно показывал свои владения – очень богатый человек. И коробками покупает дорогие сигары и коньяк... – Большая ли разница? – Кстати, обещал издать Жана Фоллена. Отец будто не услышал. – Все богатые, Надя, – это голодные люди. Ты посмотри! У них появились животы, толстые задницы, но в глазах все равно блестит голод. Вечный, стойкий, алчный. Они и до сих пор покупают коммерческую колбасу, чтоб потом выбросить. Это парадокс, но от пережитого недоедания они сорят деньгами, приобретают ненужные вещи, красивых женщин, должности, власть... Россия будет в упадке, пока они не насытятся. А это произойдет не скоро, так что не обольщайся... – Пап, ты не бойся за меня, – раззадорилась дочь. – Я его быстро накормлю, если возьму в мужья. И сделаю воином. – Это вряд ли, – помолчав, усомнился отец. – Он травоядный. – Травоядный? – Воины обычно хищники. От природы, как волки. Или вкусившие молока волчицы, как Ромул и Рэм. Надежда затуманилась опять, вздохнула: – Молоком этим и отравиться можно... Игорь Александрович вдруг забеспокоился: – Не слушай ты меня! Это я книжек начитался... Бывает, и травоядные проявляют... чудеса храбрости. Вот загнанный заяц, например! Иногда бросается на собаку и когтями задних ног вспарывает брюхо. Были такие случаи... Она угадала его волнение, засмеялась: – Пап, да ладно тебе! Не обращай внимания... – По старой памяти все еще переживаю, – вдруг виновато признался тот. – А давно пора успокоиться. Теперь у меня есть... точка опоры. Вон какой посох получился. Как у патриарха. Ты меня прости, ладно? Может, я и не прав... – Что ты, папа? – Она вскочила и крепко-крепко обняла его. – Мне даже хорошо, когда ты ворчишь на меня. Я тоже чувствую... точку опоры. – Приеду в Москву, так и быть, – согласился Игорь Александрович, никак не отвечая на ласку дочери. – Но ненадолго... Пес неожиданно залаял и подбежал к двери, закрутился, царапнул лапой. – Иди вон лопоухого выгуляй, – велел отец, высвобождаясь из ее рук. – Не мешай мне. – Ой, погоди, папа! – Надежда включила телевизор. – Сейчас новости заканчиваются, культурный блок пойдет... Отец принципиально остался стоять у верстака спиной к телевизору. На экране возник театральный зал: пошел эпизод, снятый Надеждой, – репетиция мюзикла. Камера выхватила сидящих в пустом зале Надежду и режиссера. – Посмотри, пап... Тот орудовал наждачкой, только разметывались длинные седые волосы... – Прежде всего это повесть о мужестве, о долге, чести и достоинстве... – вещал режиссер. – Наконец, это поэма о любви. Мы хотим поговорить со зрителем о великом и вечном, о том, что не подвержено вкусам или влиянию моды. Наши актеры поют и говорят стихами, потому что только так можно выразить эти чувства и найти прямую дорогу к сердцу зрителя. Война и любовь – вещи, казалось бы, несовместимые, взаимоисключающие друг друга, но именно в их противоборстве проявляются все главные качества человеческого духа. На его речи отец все-таки медленно повернул голову и через плечо стал смотреть в телевизор... Дорогу сразу же за поселком занесло торосами, джип таранил сугробы, забрасывая снегом лобовое стекло. Андрей молча, сосредоточенно сжав губы, выкручивал руль так, будто от этого зависело что-то очень важное; напряжение после встречи с родителями погибшего друга уходило медленно. – Вот такие добрые и несчастные старики, – ласково и грустно заговорил он. – И ничем уже нельзя помочь... Но ты посмотри, как они держатся! С таким достоинством. А дядя Паша, между прочим, обыкновенный колхозный механизатор, всю жизнь на тракторе и комбайне. Тетя Валя работала в начальной школе. Поглядишь на них, и становится понятно, откуда в Володьке была такая сила. Мы раньше вместе приезжали к ним в отпуск. На рыбалку с дядей Пашей ходили, за грибами. Все мечтали: выйдем на пенсию и поселимся здесь, два старых деда... Видишь, как вышло? – Вижу, – отозвалась Надежда. – А почему его похоронили не здесь? Андрей взглянул на нее испытующе, помедлил, переключая скорость. – Там был сильный пожар, на первом этаже оказался склад какой-то горючей дряни... В общем, даже пепла не собрали. – Где это было? – В Партизанске, на Дальнем Востоке. – Что-то я не слышала... А когда? – Ты как следователь! – Как журналистка. Привыкла задавать вопросы. Он засмеялся и попытался уйти от темы: – Тогда спроси меня, когда я уезжаю. Надежда повернула к нему голову. Глаза ее блестели. – Когда ты уезжаешь? – Завтра... То есть сегодня. На этот раз самолет в семь утра. – И мы не успеем потанцевать? – Не успеем... – Опять взрыв бытового газа? Или землетрясение? Андрей остановил машину посреди пустынной проселочной дороги. Взял ее вялую руку и включил свет в салоне. – Ты мне не веришь? – Верю, – холодновато сказала она. – Только скажи, как тебя называть. Все еще Андреем или уже можно Сережей? Он поцеловал Надежду и прижал ее голову к груди – может, для того, чтобы не видела его встревоженных глаз. – Тебе это очень важно? – Очень. – А какое имя тебе больше нравится? Она высвободилась, посмотрела ему в лицо. – То имя, – сказала с напряженным звоном в голосе, – которым могу называть, когда буду молиться за тебя. – Молиться? – Он даже вздрогнул. Звон в голосе надломился, появилась хрипотца. – Я тебя называла Андреем... И теперь не знаю, за тебя ли просила, была ли услышана... Он опустил голову и потряс ею, словно прогоняя наваждение. – Вот чьими молитвами... – Он взял в ладони ее лицо. – А я в тот миг не думал о тебе. И потом тоже... |