Книга Антиглянец, страница 98 – Наталия Осс

– Настя, давай спать! У меня завтра операция.

– А я не хочу! – Она стянула с моей головы одеяло. – Ну-ка, посмотри на меня. Значит, Канторович?

Я усилием воли пыталась сжать капилляры, сосуды и что там еще отвечает за транспортировку крови к щекам, но все бесполезно. Я алела, как красное знамя на Белом доме. На фоне белой простыни.

– Все понятно! Ну что, тоже вариант! Канторович же олигарх. Правда, не самый богатый в этой стране. Деньги у Волкова, а он так, управленец. Вариант для некурящих. Правда, ты же куришь. – Настя засмеялась своей остроте. Не смешно, по-моему.

– Выключи свет, глаза режет.

– Ты, кстати, договор забыла подписать.

– Завтра утром подпишу.

Она уже заваривала чайник.

– Я обожаю вот так болтать! Надо было нам сразу засесть, а ты все на лестницу, курить, давно бы уже поговорили.

Я села. Теперь мне тоже расхотелось спать. Настя трещала без умолку.

– Слушай, а я читала в Интернете про блефаропластику. Про все операции прочитала. Сравнивала с моей. Зеркало не давали, так я нашла сайт, где картинки выложены. Ужас какие! Хочешь, покажу? Сейчас найду закладку, подожди…

Все-таки она ужасная. Зря я ее жалела. Я собираюсь делать операцию, а она выкладывает набор страшилок. Зачем? Чтобы мне стало еще страшнее, чем теперь? Нет, просто ей не приходит в голову, что кому-то может быть больно. Она скакала по палате, как молодой щенок, терлась шкуркой о свежую весеннюю травку, пробовала носом воздух. Ей хотелось болтать и тусоваться, и почему бы этого не делать?

Открылся сайт. То, что я увидела, было впечатляющим. Обезображенные, окровавленные лица, напомнившие жуткие картинки из школьной ГО. Инвалиды по доброй воле, жертвы маниакального стремления к красоте.

– Подожди, сейчас найдем про веки…

Я уставилась в компьютер. Вместо того чтобы лечь, закрыть глаза, натянуть одеяло. Интересно же подойти к самому краю пропасти и заглянуть в кровавую глубину, увидеть, как оттуда торчат жилы, мышцы, вены. Я увидела. Вывороченные глаза, кровоподтеки, разрезы, швы и все, что внутри, под человеческой шкуркой… Богатый внутренний мир.

Глаза, мои собственные, нетронутые пока скальпелем Ольховского глаза, бешено прыгали по строчкам:

«Самая популярная операция при кажущейся легкости является достаточно травматичной… осложнения… за счет отека возможна асимметрия лица, нарушение смыкания глазной щели, эффект „запавших глаз“, такие глубокие глазницы в англоязычной литературе именуют неприятным термином „cadaveric look“, что означает „выглядит, как труп…»

Спать с открытыми глазами и выглядеть при этом как труп.

У меня закружилась голова. Почему я не прочитала этого раньше? Почему я так легко и глупо согласилась? Я чувствовала себя маленьким зверьком, над которым занесли карающий нож. Через несколько часов лезвие вонзится в меня. Мне было жалко каждую клеточку, я съежилась от ужаса и неотврати­мости.

Зачем я решила это сделать? Потому что думала, получится фокус. Один взмах волшебного скальпеля Ольховского, и я выхожу на сцену в новую жизнь. Меняю шкурку, как царевна-лягушка. А шкурка-то одна, моя собственная, и другой не будет.

– Алена, тебе плохо?

Настя, про которую я успела забыть, суетилась вокруг меня.

– Сейчас я водички налью… Не надо было тебе читать. Я думала, ты знаешь.

Я покачала головой:

– Нет, не знала.

Взяла договор, который дал мне Ольховский. Перелистала. На последней странице прочла:

«Я убеждена, что ожидаемая мною польза от операции превышает факторы риска. Придя к такому заключению, я принимаю на себя всю полноту ответственности за мое решение подвергнуться операции».

Подпись, дата.

– Не волнуйся, он гениальный хирург. Лучший. И операция типичная. Тысячи людей делают, даже не думают.

– Да, делают. И я не думала.

Идиотка, хотела примерить на себя роль Ведерниковой. Стать Настей я не могла. Не могла поменять папу с мамой, фамилию, судьбу и отменить роман Ведерниковой с Канторовичем. Я решила примерить то, что можно. Перекроить рожу.

– Алена, давай лучше про мужиков. Расскажи мне, он что-нибудь тебе говорил? Когда вы с ним приехали тогда на виллу, я, между прочим, подумала, что у вас с ним что-то было. Он же известный в этом смысле товарисч. Я даже ревновала.

– Ревновала… – повторила я за ней. – Значит, ты любишь его?

Я уже не стеснялась с вопросами. Мне нужен был ответ.

– Скажем так, мне приятно, что он выступает в роли моего жениха. Но ты можешь попробовать его отбить. Давай, я не возражаю! Даже интересно.

Был ли в этом вызов? Не знаю, скорее – уверенность молодого, красивого и наглого щенка.

Точка. Вот, наконец, и точка. Больше у меня не было вопросов. Остались только ответы.

В 5.45 я позвонила Ольховскому. Он даже не рассердился.

– Клизма и укол тебе за счет заведения, – сказал добрый мой доктор.

Я рассмеялась.

– Спасибо, что не ругаете.

– А чего тебя ругать? Решила – и решила. Хорошо. А вот скажи, правильно тебя к диве подселил, ага?

– Почему правильно?

– Чтобы ты посмотрела на нее и передумала. Голову чтобы себе не забивала фантазмами. А ко мне приезжай как-нибудь, договорились? Не забывай доктора. Поболтаем, ага? Все, лапочка, счастливо, я пошел.

Ведерникова спала. Сопела в тряпочку, в марлевую повязочку, закрывавшую ее нос. Я тихо выскользнула из палаты.

На улице уже светало. Из-за сосен, из-за бетонного забора, окружавшего клинику, разгоняя хрупкую утреннюю дрему, вплывало на хрустальный небосвод ледяное солнце Рублевки.

19 февраля в 6.30 утра я стояла у стойки регистрации на рейс Москва—Милан.

– В аэропорту не лезь ни с кем знакомиться, не позорься, – говорила Островская накануне. – Ты в экономе летишь, а они – бизнесом, несолидно.

– Но я же должна как-то входить в тусовку, – возразила я.

В Милане мне придется предстать перед трибуналом главных редакторов большого глянца. Я волновалась, как Алиса накануне приема у Черной королевы.

Теперь я тихонько стояла в очереди к стойке эконом-класса, разглядывая пассажиров из бизнеса. Ну и где они, настоящие королевы гламура? Ни в той, ни в другой очереди меня никто не узнавал. Да я и сама почти никого не знала в лицо. Вот, эта анонимность и есть доказательство моей непринадлежности к миру моды! Здесь стояли стилисты и модные редакторы, байеры и шопперы. Я по привычке разглядывала чемоданы, которые подволакивали к хвосту очереди девушки на каблуках. Взгляд сверху вниз им обеспечивали двенадцать сантиметров дополнительной высоты.