Онлайн книга «Последний сон разума»
– Хочешь, я ему сам в башку стрельну? – предложил Митрохин. – Я людей не убиваю. – Так я и говорю, сам стрельну! – А если у него дети? – А у меня их нет? – Он работу свою делает. – Так вот за то, что он так хреново работу свою делает, я его и… – Митрохин наставил на Мыкина указательный палец и чмокнул губами. – Мы что, Ильясова нарочно убили? А? Скажи мне? Не было ведь умысла! – Не было, – согласился тепловик. – Харя у него вампирья, рожа татарская! Ненавижу! И жена моя его ненавидит, и Елизавета!.. При упоминании о дочери Елизавете Митрохин вдруг расстроился лицом и с болью в сердце представил свою плоть от плоти со шприцем в руке. От этого видения его всего передернуло, и свое чувство родитель вновь перевел в агрессию, подскочив к Мыкину: – Дай «ТТ»! – Ты чего это? – Мента грохну сегодня же! – Остынь, придурок! Обоих нас спалишь не за понюх! – Ах, ненавижу! За что нас к стенке, скажи мне! Митрохин забегал по комнате, совсем потеряв самообладание. Лицо его стало молочного цвета, а руки ходили ходуном в разные стороны, словно он искал чье-то горло, чтобы сдавить его в одно движение. – Охолони! – крикнул Мыкин. – А-а-а! – завопил друг. Тогда тепловик поднялся из плюшевого кресла, подошел к Митрохину и ударил его в челюсть. Удар был несильным и незлобным, но достаточным, чтобы привести подельщика в чувство. – Ты что?!. – изумился Митрохин. – Из терапевтических соображений. Контроль теряешь! Митрохин яростно смотрел на Мыкина, глаза горели огнем, но потом он вдруг обмяк, в мгновение обвис кожей на лице, согнулся пополам и заплакал. Слезы капали на паркет, а он жалобно вопрошал: – За что нас стрелять? Разве мы в чем-то виноваты? Наблюдая эту картину, Мыкин почувствовал себя не в своей тарелке, так как видел друга в таком состоянии впервые. – Ты чего? – спросил он, сглатывая подступивший к горлу комок. – За что? За что? Я не хочу! И тогда Мыкин подошел к переломанному другу и, взяв его за плечо, сказал: – Все будет хорошо! И так он проникновенно это сказал, что Митрохин поднял к нему заплаканное лицо и улыбнулся сквозь слезы. – Правда? – Правда. Мы поедем на границу, и там нас никто не найдет! Все утрясется! – Спасибо тебе!.. Спасибо… Митрохин поднялся, утер рукавом лицо, налил в чайную кружку водки и выпил залпом двести. – Ты – друг мой! – признался он. – Ты друг мне тоже! – получил он признание в ответ. Две недели друзья провели в квартире Светки. Сама хозяйка приходила редко, примерно раз в три дня, принося сумки с едой. – Воруешь? – поинтересовался однажды Митрохин. – Ворую, – ответила она. Светка была какая-то странная. В лице ее поселилась непонятная озабоченность, она не привечала даже ласки Мыкина и на вид похудела изрядно. – Любишь грузчика? – поинтересовался Мыкин в очередной приход любовницы. Продавщица не ответила, лишь посмотрела на тепловика пронзительно, с глубинной тоской, словно из проруби, затем выложила продукты в холодильник и вновь ушла. А потом наступил нужный день. Друзья побрились и выбрались на свет Божий. Они щурились от солнечных отблесков, с отвычки глубоко вдыхали зиму и шагали к районному военкомату. – Явились? – удивился военком. – Так точно! – ответили они хором. – И что, никаких справок о болезни не принесли? – Здоровы, – ответил Мыкин. – Вы мои дорогие! – расплылся в улыбке подполковник. – Значит, поедете на границу? – Это наш долг! – с пафосом произнес Митрохин, счастливый, что МВД не связалось с военной прокуратурой. – Ну тогда пошли со мной! Подполковник привел их в хозяйственную часть военкомата и выдал друзьям билеты на поезд. – Вот! И проездные! Он подтолкнул конверт. – Два месяца всего, ребята! – Да мы хоть на год! – пожал плечами Мыкин. – А что! – хлопнул по столу военком. – Прапоров вам присвоим – и служите себе на здоровье! – Подумаем, – пообещал Митрохин и протянул подполковнику руку. Вечером того же дня друзья лежали на полках в плацкартном вагоне и под стук колес думали каждый о своем… После смерти Айзы Илья пролежал на полу бессознанным несколько дней. Когда он пришел в себя, то потратил много времени, чтобы забраться на стол, где покоился захлопнутым склепом атлас речных рыб. Таракан был большой и сильный. Он долго пытался открыть атлас, но тщетно, пока в голову ему не пришла плодотворная мысль. Он попросту стал толкать книгу к краю стола, и в конце концов она рухнула на пол. Все произошло удачно, и в процессе полета атлас раскрылся птицей и выпустил со своих страниц сплющенную засохшую стрекозу, которая, медленно кружась, словно осенний лист, спланировала на пол. Илья долго лежал рядом со своей возлюбленной и говорил с нею, как с живой. – Любовь моя, не знаю, близок ли, далек мой конец? Но всей оставшейся у меня жизнью я люблю тебя, люблю безумно, как если бы взять сто страстных мужчин и сложить их чувства вместе! А и то, пожалуй, мало будет!.. Но, вероятно, Всевышнему так нужно, чтобы я мучился бесконечностью твоих смертей. Только вот не знаю – зачем?.. Должно быть, это не мое дело… Но имею же я право задать вопрос! Зачем?!! Он плакал. Плакал горько, и не было облегчения в этих слезах. Он был чудом природы – плачущий таракан! Потянуло из форточки, и легкое тело стрекозы приподнялось с пола и перевернулось, как живое. А потом Ильясов, сам того не сознавая, стал ее есть. Он поглощал Айзу с хвоста, отрешась от всего на свете. Так маньяки-каннибалы поедают свои жертвы, чтобы соединиться с ними навеки. Татарин вкушал свою Айзу два дня и две ночи, пока от стрекозы не осталось даже слюдяных крыльев. После он наставил бесчисленное количество черных точек на паркете. А потом он летал. Летал по квартире, нарочно ударяясь о стены и потолок, желая разбиться насмерть. Но панцирь был крепок, и судьбы конец не настал. Потом он уполз под буфет и заснул там без сновидений… Поезд прибыл в областной город, где Митрохина и Мыкина встретил военный газик, и каково было удивление друзей, когда во встречающем их они узнали старшину Огрызова, значительно постаревшего, с потной плешью под фуражкой. |