Онлайн книга «Последний сон разума»
Эка, диво! – воскликнул участковый про себя. Но сейчас же вспомнил, что и с ним случаются всякие дива, например, ноги светятся! – Твои ноги – живородящие! – объяснил маленький Семен, опять прочитав мысли отца. – Твои ноги рождают чужие судьбы, о которых тебе неведомо, но которые тесно с тобой переплетены. Ты проводник, отец! – Проводник чего? – Воли. – Чьей? – Воля может быть только одна. Божья! Володя перекрестился, но получилось у него это слева направо и почему-то двумя перстами. Слышащая разговор Анна Карловна находилась в постели в крайнем замешательстве и все время хотела потерять сознание, так как для нее весь диалог казался сверхъестественным и устрашающим. – А ты кто, сынок? – спросил Синичкин. – Твой сын. – Ты тоже проводник? – Каждый проводник. – А чего ты проводишь? – А я пока не знаю. Я слишком мал. – Ах, сынок! – мечтательно воскликнул Володя. – Как бы я хотел, чтобы твоя судьба была удачливее, чем моя! Чтобы ты достиг всего, чего сам захочешь, и чтобы мы с мамой гордились тобой! – Я постараюсь, папа. Но у меня никогда не получится рождать жизни, тем более по многу раз! – Твой талант обнаружится в другом! Не сомневайся! Никогда нельзя терять надежды! Ты еще слишком молод! Анна Карловна все же потеряла сознание. Володя Синичкин услышал треск и обнаружил, что рубашка сына разошлась по шву, оттого что плечи его раздались вширь. – В школу тебя надо определять! – решил участковый. – Пора! Семен как-то странно посмотрел на отца, но в ответ ничего не сказал, лишь жалостливо взглянул вдруг посеревшими из голубых глазами. Володя поежился, закончил завтрак, глотнув несладкого чая, и сказал, что обязан отправляться на работу. В обеденный перерыв он опять разговаривал с майором, повествуя начальнику о мудрости сына, о его философском построении души, на что Погосян искренне радовался, потирая живот. – Ай, молодца! – Он имел в виду сына Синичкина. – Молодца! Потом начальник вдруг загрустил и опять проговорил, что скоро умрет, чем рассердил подчиненного. – Нельзя так говорить! Это Богу противно! Погосян опешил. – А что, на все воля Божья! – наехал Синичкин круче. – Никто не знает, близок ли, далек его конец! Вон на Магистральной улице чемпион мира по штанге в ларьке пивом торговал, гора мышц, здоровье, как у быка, так обвалился балкон на десятом этаже и сплющил ларек вместе с чемпионом. Диалектика! – А у меня живот – комок невров! – почему-то вспомнил Погосян. – Скоро Новый год. – Скоро. – Завтра Карапетяна выпускают. – Прижился язык? – Прирос. Только чересчур длинный. В рот не помещается!.. Появился Зубов. Он сплюнул на пол семечковую кожуру и сообщил: – Мою Василису Никоновну в больницу забрали. Нервный криз. Во как!.. Было совсем непонятно, расстроен армянин или нет, но офицеры посочувствовали коллеге и предложили ему покушать долмы и хошломы. Прапорщик согласился и доел все, что оставалось на столе. Потом он громко икнул, на что майор Погосян неожиданно разозлился и за-орал: – Что, гады, расселись!!! У нас два убийства, а вы тут о детях и женах беседы ведете! Начальник попытался было встать, но живот задел за край стола и некоторая посуда соскользнула на пол. Прогремело металлическими приборами и разбившимся стеклом. – А-а-а, ядрена мать! Кто убил татарина Ильясова?!! Тебя спрашиваю, Синичкин?!! Говорить, не молчать!!! – Так… – участковый опешил на мгновение, но потом доложил четко: – Татарина Ильясова лишили жизни Митрохин, его сосед, и Мыкин – дружок Митрохина! Есть протокол с признаниями! – А где преступники? – взвизгнул Погосян. – А преступников нету! В бегах! – Розыск объявили? – Местный – да! – ответствовал капитан. – А всероссийский? – На то команды не было! – Ах е!.. – далее майор Погосян перешел на армян-ский язык, и чем дольше продолжалась его эмоциональная тирада, тем светлее становилась черная физиономия прапорщика Зубова-Зубяна. – Понял, – отозвался Синичкин. – Объявляю всероссийский! Он поднял трубку телефона и сказал несколько слов дежурному. – А ты что встал!!! – оборотился с ненавистью к Зубову Погосян. – Кто прикончил Кино?!! – Из всэх ыскусств для нас важнейшым является кыно! – неожиданно с армянским акцентом продекламировал Зубов и сплюнул семечковую шелуху на пол. – Ах ты скотина! – завопил Погосян во весь голос. – Издеваться!!! Опять, армянская морда, в старшины у меня пойдешь! Не посмотрю, что супружница твоя в больнице! В рядовые!!! Многоярусный нос Зубова поник. – А я тогда уйду из органов. Ни денег, ни уважения! – Нет, братец, – прошипел майор. – Ты не уйдешь, тебя попрут! А опосля даже вневедомственная охрана плюнет тебе в харю! – Зачем так, – робко вмешался Синичкин. – А тебя, жирноногий, не спрашивают! – потерял контроль майор. – Я вас всех!.. Я вам!.. – Он поперхнулся и вдруг сник, опустив голову на грудь. Синичкин приблизился к начальнику и погладил его по плечу. – Ничего, – тихо проговорил капитан. – Со всеми стрессы случаются. – Да-да, – подтвердил Зубов и потер майору другое плечо. И здесь майор Погосян заплакал. И плакал он так отчаянно, с открытым ртом, с текущей из него слюнкой, что у подчиненных защемило в сердцах грустной музыкой, а в глазах защипало подступающим морем. Они посмотрели друг на друга и отвернулись. И тут дверь в кабинет открылась и вошел лейтенант Карапетян. Глаза его лучились радостью, а сожранные пираньями бакенбарды начали отрастать по новой. Вот только язык во рту не умещался и стремился на волю, словно змея какая. – Уыыау! – поприветствовал Карапетян, не замечая унылого настроения офицеров. – Ууууиииооаа! – засмеялся выздоровевший, чем вызвал у скорбящих неприятное чувство. – Тебе чей язык пришили? – поинтересовался Зубов, потирая правый глаз, чтобы отступило море. – Оооой, – ответил лейтенант. – Как же, твой! Собачий это язык! Вишь, синий с розовым! Лицо Карапетяна побледнело. – А ея ую! – прошептал он и потянулся к кобуре. – Прости, ошибся! Только не убивай! Язык не собачий, а поросячий! |