
Онлайн книга «Ведьмаки и колдовки»
— Еще скажи, что изнасиловать пыталась. — Братец сунул руку под воду. Тонкая пленка ее покрыла и широкую ладонь, и пальцы, которые будто бы стали короче, и широкие длинные когти. — Не пыталась. Это я… предпринял меры… а она меня канделябром. Дважды. — И как? — Хреново… — В смысле помогло? Удивленным Лихослав не выглядел. Успокоившимся тоже. И на луну по-прежнему смотрел, на сей раз, правда, в фонтане отраженную. Луна эта то и дело шла рябью, почти исчезала, будто тонула, но все одно появлялась снова и снова. — Смотря от чего. Больше я к ней точно не полезу, если ты это хотел знать. Кивок. И пожатие плечами. Хотел, но сам не заговорил бы. Упрямая дурь — семейная черта. И пожалуй, сказано все, что должно было быть сказано, только на сердце спокойней не стало. — Знаешь, — очень серьезным тоном произнес Лихослав, все-таки оторвавшись от созерцания луны-утопленницы, — наш полковой целитель всем касторку прописывал. Не важно, болотная лихорадка, понос или ветру в уши надуло… касторка, говорил, от всего помогает. А если нет, то надобно продолжать терапию и верить… — Ты это к чему? — К тому, что, если ты еще раз к моей невесте сунешься, я тебе горло перерву. Белые клыки блеснули в лунном свете. — Лихо… — Я не шучу, братец, поверь. Он встал и отряхнулся, с длинных волос полетели брызги. — Я ушел… не потому, что отступил, а… чтобы не убить тебя. Испугался, что… не сумею удержаться… выпил… — То есть набрался ты раньше? — Встретил одного знакомого… надо было кое о ком расспросить… о сослуживце его давнем. Старая уже история, одиннадцать лет тому. А сам понимаешь, — волосы он отжимал, накрутив на кулак, — на трезвую голову никто говорить не станет. — Помощь нужна? — Нет, — сказал резко, зло. — Не устраивай снова за меня мою жизнь. — Не буду. Клянусь своим хвостом. Лихо хмыкнул, но как-то… не зло. И Себастьян, решившись, спросил: — Еще злишься? Ну… за то… за прежнее. — За Христину? Переспрашивает, можно подумать, что Себастьян его не от одной когорты невест избавил. Но ответил и в глаза посмотрел, удивляясь тому, что гаснет в них волкодлачья наведенная зелень. Почти прежними становятся, синими. — За нее. — Не злюсь. — Лихослав потер переносицу. — Было… нехорошо было. Это верно. Нехорошо. А тогда казалось — идеальный вариант. — Я и вправду хотел тебе помочь. — Себастьян поежился: хоть и лето на дворе, а по ночам все одно прохладно, и от воды еще тянет. — Я ж видел распрекрасно, что ты ей не нужен… титул — это да… а ты — так… договорной брак. — А ты, стало быть, нужен? — Нет. И я не нужен. Разве что приключением… нервы пощекотать… экзотика… я для всех них экзотика… а если не я, то другое приключение найдут. Было бы желание. У нее — было. — Мог бы просто сказать, — проворчал Лихослав. — Мог бы… наверное… а ты бы услышал? — Не знаю. Вряд ли, Себастьяну ли не знать, сколь беспощадна к здравому смыслу первая любовь. И Лихослав понял. — Я не могу вспомнить ее лица, — признался он. — Волосы светлые были… и еще над губой родинка. Справа? Или слева? А больше ничего… даже цвет глаз. И, наверное, в этом был смысл. Вспомнилась вдруг Малгожата, но не лицо, а роскошный бюст, который сделал ей в общем-то неплохую партию… Себастьян узнавал. Из любопытства. — Я вот думаю, что было бы, если бы не ты. — Ничего, наверное. Она и до свадьбы не дотерпела, а уж потом… …ни особого ума, ни красоты… и уже тогда было непонятно, что Лихо нашел в этой девице с узкими губами и странной манерой шепелявить, не потому, что Христина не могла иначе… могла, но не хотела. Она играла в маленькую девочку. Банты, куклы, чулочки… И огромные глаза, которые смотрели на Лихо с обожанием. Правда, лишь до того момента, когда Лихо смотрел в эти самые глаза. А стоило ему отвернуться, и обожание сменялось скукой. Расчетом. — И был бы ты сейчас женат, рогат и глубоко несчастен, — подвел итог Себастьян. Братец фыркнул… Дальше сидели молча. Себастьян думал о зеркалах и призраках… полнолунии, до которого осталась неделя… колдовке, способной лица менять… …одержимой Богуславе. …Иоланте, замершей на пороге лабиринта. …панне Клементине, которая слишком откровенно не замечала странностей Цветочного павильона, а значит, напрямую была с этими странностями связана. …о королевиче… …Ядзите, метках… обо всем и сразу, уже отдавая себе отчет, что история эта слишком запутана, чтобы сводить ее лишь к Хольму… — Мать. — Себастьян поймал мысль, которая не давала ему покоя. — Что? — Я знаю, кто ее отец, но не мать… — Чья мать? — поинтересовался Лихо, выныривая из фонтана. — Решил все-таки утопнуть от несчастной любви? — Решил все-таки протрезветь. — Он стер длинную нить водоросли, прилипшую к щеке. — Так чья мать-то? — Панны Клементины. Ты знаешь, кто был ее матерью? Лихослав задумался, впрочем, на него надежда была слабой, он никогда-то особо не интересовался ни двором, ни любовными его историями, каковые приключались в великом множестве. — Понятия не имею, — вынужден был признать Лихослав. — Тебе зачем? — Надо… …еще одна деталь чужой мозаики, и Себастьян хвостом чувствовал, что деталь важная… …и что спрашивать надобно не у братца, а у Аврелия Яковлевича… …и про зеркала тоже. …и не только про Клементину. — И детские портреты, — решил Себастьян. — Скажи Старику, что мне нужны их ранние портреты. И вообще все, что удастся, о детстве… Не умея усидеть на месте, Себастьян вскочил. Он прошелся вокруг фонтана, под босыми ступнями ощущая и каменную крошку, и трещины, и острые стебельки травы. — Он поймет… меняет лица… и если так, то… Габрисия — вариант очевидный, но поэтому и не пойдет. Слишком умна… — Габрисия? — Колдовка. Габрисия изменилась поздно, а если готовилась… да, нужны портреты… чем больше, тем лучше… совсем младенческие не подойдут… типаж подбирала схожий… значит, те, на которых постарше… Лихо, с тебя когда писали? |