Онлайн книга «Сторож брату своему»
|
Пальцы согнулись, рука медленно опустилась. Это было похоже на то, как охотничий барс разжимает клыки на шее газели. Лекарь и нерегиль продолжали неотрывно смотреть друг на друга. – О Син… – выдавил из себя, наконец, сабеец. – Господин, что… как… Сумеречник сидел неподвижно, с каменным лицом, перебирая пальцами левой руки пушистый мех покрывала. – Тарик дал мне слово благородного человека… тьфу… в общем, дал слово, что не причинит вреда моим людям, – кивнул аль-Мамун. – Завтра нам всем пора трогаться в путь. Мне – на столицу. А нерегилю – в Мейнх. Да ты слушаешь меня, о ибн Айяш? Лекарь, все так же глядя на руки Тарика, тихо охнул и поднес ладонь к груди. – Господину лекарю, похоже, нездоровится, – криво улыбнулся сумеречник. – Иди, Садун, – поморщился Абдаллах и махнул рукой. Толку от этих людей никакого, подумалось ему. Лекарь кивнул. И медленно, будто во сне, повернулся и вышел. – Эй! – воскликнул вслед аль-Мамун, вспомнив про злосчастную чашку с молоком. Никто не откликнулся. Обернувшись, он увидел Тарика с пиалой в руках. Нерегиль задумчиво потягивал молоко через толстый глиняный край и слизывал его с верхней губы розовым, по-кошачьи длинным языком. – И чего было неделю кобениться… – пожал плечами Абдаллах. Потом добавил: – Да, до отъезда здесь посиди. Нечего тебе по аль-касру шляться. И вышел из комнаты. Госпожа и Садун ожидали выхода халифа на айване. Когда аль-Мамун показался в дверях, госпожа Мараджил опустилась наземь в полном церемониальном поклоне. Перо шапочки коснулось досок пола, прозвучал титул древних шахиншахов: – Приветствую тебя, владыка северных и южных земель! Юноша испуганно склонился над женщиной: – Да что с вами, матушка!.. Садун тоже чуть приподнял голову и потому видел, что в глазах госпожи дрожат слезы: – Дитя мое… – Голос Мараджил тоже дрожал. – Ты… сделал это. Ты подчинил Стража… – Я? – искренне изумился аль-Мамун. – Это из-за чашки молока столько шуму? Госпожа, все еще оставаясь на коленях, молча прижалась щекой к его руке. Молодой халиф покачал головой, обхватил мать за плечи и поднял на ноги. Потом вдруг озабоченно нахмурился: – Матушка, – сказал. – Я не хочу отправлять Тарика в Мейнх под охраной нишапурцев. – Понимаю, – кивнула Мараджил, легонько отстраняясь и быстро вытирая слезы. – Одолжите пару десятков ваших айяров? – поинтересовался аль-Мамун. – Конечно, дитя мое, – улыбнулась Мараджил. – Конечно… Когда аль-Мамун покинул террасу, госпожа обернулась: – Поедешь в Мейнх и останешься при Страже, о ибн Айяш. – Он снял с него Ожерелье Сумерек… – простонал Садун. – И зачем вы, госпожа, согласились на ушрусанский эскорт? Это же не люди вашего сына! Нерегиль им не обязан словом! – Он обещал отправиться в Мейнх и ждать там фирмана, – усмехнулась Мараджил, потихоньку промакивая платочком враз посерьезневшие глаза. – И как Яхья ибн Саид сумел довезти нерегиля до столицы, так и ты, о Садун, сумеешь доставить его до Одинокой башни. Запрешь там и глаз спускать не будешь. Кормить будете с золота, как здесь. Ни в чем не отказывать. Кланяться, ноги, руки целовать. Страж злопамятен, не стоит возбуждать в нем излишнюю вражду, о Садун. Конечно, мрачно подумал он. Кто, кроме него, знал, что Сахля ибн Сахля именно госпожа надоумила выписать сюда заплечных дел мастера и настаивать на том, чтобы… нажать на Тарика. Госпожа уже стояла в дверях и вдруг нахмурилась и медленно обернулась: – Садун… – Да, величайшая! – Этот твой слуга, как его… Сердце в груди замерло – с тихой, подкрадывающейся болью. Мараджил пощелкала унизанными перстнями пальцами: – Как его… Фархад, вот. Он слишком много знает, Садун. – Госпожа… – Его голос сорвался на хрип. – Госпожа, он мой ученик… Я дал ему вольную, госпожа… – Оставь это, старик, – недовольно прошипела женщина. – Я возмещу тебе цену этого невольника. Ты же слышал – Страж обо всем догадывается. Нельзя позволить ему добраться до точных сведений. – Но, госпожа… Фархад ни разу не заходил туда… – Они могут встретиться – и не раз, – жестко проговорила Мараджил, разворачиваясь на каблуках. – Мальчик не сумеет удержать Стража за пределами своего разума, как удерживаем его я и ты. – Госпожа… – В груди стеснилось, и мир поплыл перед глазами. – Я не желаю ничего больше слушать, старик, – железом звякнул голос ведьмы. – Сохранение тайны – залог сохранения жизни. Твоей и моей. Или ты думаешь, что мой сын пощадит тебя, когда Страж выложит всю подноготную? – Госпожа… – Он мог только жалко хрипеть. – Дай ему сто динаров – в дорогу. Вели собрать подарки семье. Пусть даже Шади, девчонку свою, возьмет – невелик расход, она стоила всего десять золотых. Скажешь, что отпускаешь его повидаться с родными. Скажешь также, что Бехзад и Амр проводят их до развалин Самлагана – дальше дорога безопасна, это все знают. Когда поедут мимо Старого кладбища – пусть твои айяры сделают все, что нужно. Там всегда безлюдно, особенно вечерами. Ты понял меня, старик? – Да, моя госпожа, – прошептал Садун, тихо заливаясь слезами. – Вот и прекрасно. Прикажи юноше, чтобы он и его невольница были готовы покинуть город завтра после заката. Айяры присоединятся к тебе по дороге в Мейнх. Помни о Луббе и его веревке, о ибн Айяш. – Да, госпожа, – еще тише проговорил сабеец. И вытер рукавом мокрые глаза. * * * Старое кладбище, вечер – …Да никого здесь, никого! – раздраженно пробормотал Амр. – Давай уж, взялись! Сопя, айяры подхватили тело Фархада за руки и за ноги и потащили к свежей яме между двумя просевшими холмиками. Шади замотала головой и застонала – от боли в затылке и от отчаяния. Рот ей заткнули платком, да еще и связали по рукам и ногам. Фархада убили на дороге. Когда они поравнялись с оградой кладбища, Амр вдруг нагнулся к стремени юноши и сказал: – Эй, счастливчик, да у тебя ремень распустился! Нельзя так ехать, стремя потеряешь, эй, слезь поправь!.. Железная скоба и впрямь висела криво и слишком низко – Фархад поблагодарил, спешился и нагнулся к стремени. А бедуин вытащил из-за пояса дубинку и ударил юношу по затылку. С размаху. Быстро. Один раз. Фархад упал как подкошенный. Изо рта потекло, Амр соскочил с коня и для верности всадил в грудь джамбию. |