
Онлайн книга «Три грустных тигра»
— Ты с ней переспал раньше, чем Эрибо? — Не знаю. А когда Эрибо с ней спал? — Он с ней не спал. — Значит, я точно раньше. — Ты знаешь, что я хочу сказать. — Я знаю, что ты говоришь. Слышу. — Ты был первым? — Я не спрашивал. Никогда не задаю подобных вопросов. — Слушай, не финти, ты же старый греховодник. — An old hand. Этак поизящнее будет. — К черту дендизм. Ты первым трахнул Вивиан? — Возможно. Но я правда не знаю. Она в школе балетом занимается, с самого детства. И потом, мы были пьяные. — Значит, она соврала Эрибо? — Возможно. Если он сам не врет. А если и соврала, какая, в жопу, разница. Бабы всегда врут. Все. То, что последовало за этим, было так неожиданно, что, не услышь я сам, не поверил бы. Воистину ночь открытий для blasé [189] . — «Allzulange war im Weibe ein Sklave und ein Tyrann verstecke. — Я обалдел не столько от самой цитаты, сколько от немецкого произношения, подслушанного у какого-то актера. Куэрд Юргенс. — Oder, besten Falles, Kühe». Фридрих Ницше, «Also Sprach Zarathustra» — я хотел сказать, не пизди! — чистая, незамутненная правда: слишком долго в женщине были скрыты раб и тиран; в лучшем случае, она — корова. Зер точно. Коровы, козы, бездушные твари. Низшая раса. — Не все же. Твоя мать не корова. — Боже, Сильвестре, к чему все эти предсказуемые чувства, общие места и раскрученная сентиментальность. Я не оскорблюсь, если о ней так отзовутся. Ты не был знаком с моей матерью. Я же не водитель автобуса и не конюх, чтобы на корову обижаться. Зато я обижусь, если ты и дальше будешь меня допрашивать. Да, я спал с Вивиан. Да, самый первый. Да, она соврала Эрибо. — В тот вечер, когда я вас с ним познакомил, ты уже с ней переспал? — Да. Думаю, да. Да. Да, начальник. — Ты тогда встречался с Сибилой? — Слушай, достал. Ты прекрасно знаешь, я с ней не встречался, я никогда ни с кем не встречаюсь, ненавижу это слово так же, как само понятие, я просто сопровождал ее, как ты сопровождал Вивиан. Я не виноват, что мне больше повезло. Неужели дело в этом? Я ревную? Она — мой пазл воспоминаний, в который любовь вложила последний кусочек? — Значит, ты меня наебал, когда я говорил, что она дает, а ты развел туфту про вечно девственную пишущую машинку, и все это при Риботе? — О господи, и ты поверил? Я даже не старался. Доза для детей и бонгосеро, чтобы не открывать горькую правду бедолаге Эрибо. — А правда в том, что ты уже ее отымел. — Нет, начальник! В том, что она его использовала. Хотела, чтобы я ревновал. Правда в том, что она никогда с ним не спуталась бы, потому что он мулат, да еще и бедный. Или от тебя ускользнуло, что Вивиан-Смит Корона — девочка из высшего общества? Бедный Арсенио Яхткуэ. А сам-то ты из высшего общества? — И все. Финита ля комедия. Занавес. Он встал. Попросил счет. — В этой истории тебя волнует только, что тебя наебли. Можешь считать это эпилогом. Может, и верно? Лучше боязнь оказаться посмешищем, чем любовь к Вивиан Смит. Но я не собирался так просто сдаваться Куэ. Я его хорошо знаю. Слишком хорошо его, стервеца, знаю. — Сядь, пожалуйста. — Я больше и слова не скажу. — Будешь слушать. Говорить буду я. Последнее слово. — Обещаешь? Он сел. Расплатился по счету и закурил сигарету в серебристо-черном мундштуке. Теперь он будет прикуривать одну от другой, пока не напустит дыму по всей комнате, по всему залу, по всей вселенной. Дымовая завеса. Как начать? Вот что я хотел сказать ему весь вечер, весь день, несколько дней подряд. Настал момент истины. Я Куэ знаю. Он-то собирается со мной в словесные шахматы играть и только. — Ну. Я жду. Подавай. И только не надо меня осаливать. Что я говорил? Бейсбол — народные шахматы. — Я скажу тебе, как зовут женщину из сна. Лаура. Я ожидал, что он упадет со стула. Я ждал этого неделями, все утро, весь день и весь вечер. Уже и не надеялся. У меня было то, чего вам не дано: его лицо прямо передо мной. — Это ей приснился сон. — И? Я почувствовал себя полным идиотом. — Тот сон — это ее сон. — Я понял. Дальше что? Я умолк. Сделал попытку найти что-нибудь, помимо пословиц и поговорок, фразу, требующую обработки, слова, какое-никакое предложение, сдобренное там и сям. Нет, это не шахматы и не бейсбол, это головоломка. Нет, скраббл. — Мы с ней недавно познакомились. Месяц, точнее, два назад. Мы встречаемся. Вроде как. Нет. Я на ней женюсь. — На ком? Он прекрасно знал, на ком. Но я решил играть по его правилам. — На Лауре. Он сделал непонимающее лицо. — Лаура, Лаура Элена, Лаура Элена Диа. — Never heard of her [190] . — Лаура Диа. — Диас. — Да, Диас. — Нет, просто ты сказал Диа. Я покраснел? Как бы узнать. Куэ, к слову, совсем не мое отражение. — Иди ты знаешь куда. Не поздновато ли для уроков дикции? — Интонации. Хотя твоя проблема скорее в артикуляции. — Да пошел ты. — Обиделся? — Я? С чего бы? Напротив, мне очень хорошо, я отдыхаю. Мне скрывать нечего. А вот твое спокойствие меня настораживает. — Что я должен, по-твоему, делать? Дождь идет. — В смысле, я говорю, что женюсь на Лауре, а ты вот так вот садишь. — Как? — Вот так. — Не вижу, почему я должен сесть как-то по-особенному, когда ты сообщаешь, что собираешься жениться. Если еще только собираешься. Как я в профиль, нормально выгляжу? — А имя тебе ничего не говорит? — Обычное имя. В телефонном справочнике Лаур Диас, должно быть, штук десять как минимум. — Да, но это та самая Лаура Диас. — Ага, твоя суженая. — Мудила. — Ладно, невеста. — Арсенио, мать твою, я тут с тобой пытаюсь поговорить, а ты даже не реагируй. Не реагируешь. — Пункт первый, я сам тебя сюда затащил волоком, а теперь жалею. |