
Онлайн книга «Три грустных тигра»
— И ведь гениально просто. — Всего-то и нужно, что кинуть в карман джильбаба пару таблеток воды и пускаться вниз по пустыне. — Или вверх. Тогда придется подталкивать верблюда под зад. — Бредешь, бредешь, бредешь, бредешь, а навстречу ни оазиса, ни нефтепровода, ни голливудской съемочной площадки, что же — ложись да помирай? Хрена лысого! Достаешь таблеточку, бросаешь в стакан, разводишь водой и получаешь стакан воды. Быстро растворимо. Таблетки достаточно на двух бедуинов. Конец империалистическому шантажу! Они не засмеялись. Не поняли. Ждут настоящих изобретений, что ли, или новых колес? Продолжим. Христианство, коммунизм и даже кубизм тоже поначалу не были поняты. Осталось лишь найти свой собственный Аполлинарис. — В настоящий момент он работает над таблетками дистиллированной воды. Будет гарантия от микробов. — И одновременно изобретает разные другие штуки. Нож без лезвия с отсутствующей ручкой, допустим. — Или свеча, которую не загасить никаким ветром, — сказал я. — Светлая идея. — А какая простая. — Эта как? — На каждой свече оттиснуто красной краской: «Не зажигать». — Сначала он думал, красить свечи в красный, а по ним черным писать «Динамит», но выходило уж как-то чересчур барочно. Кроме того, нельзя было поручиться за самоубийц и астурийских шахтеров. — И террористов. Не смеются. — Еще одно гениальное изобретение — городской презерватив. Нечто, отдаленно напоминающее хихиканье. — Целый город накрывается надутым нейлоновым мешком. — Это изобретение относится ко временам, которые когда-нибудь станут известны как Резиновый Период творчества Рине. — Он будет защищать тропические города от зноя, продуваемые — от ветра, а северные — от холода. — А вот от загрязнений и поллюций не будет, — сказал я. — А еще, — сказал Куэ. — Можно будет контролировать осадки локально, потому что мешок снабдят молниями, чтобы открывать в том или ином месте и проливать скопившуюся наверху воду. Метеорологи только и будут, что говорить: Сегодня ждите дождя в районе Ведадо, к примеру, а потом на пульте управления мешком нажимать: ливень в Ведадо, пожалуйста. Замешательство в женских рядах. Но нас уже понесло. — Также к этому периодическому периоду относятся резиновые улицы, по которым ездят машины с колесами из асфальта или бетона, на усмотрение владельца. Нехитрое вложение в отсутствие передвижения. — Только подумайте, какую кучу денег сэкономят аутолюбители будущего. — У этого изобретения имеется тем не менее один досадный недочет. Небольшой, но противный. Улица может проколоться. В этом случае достаточно сообщения по радио. Радио «Часы» предупреждает: Пятая авенида закрыта в связи с проколом, обнаруженным сегодня утром. Просим сеньоров автомобилистов воспользоваться Третьей или Седьмой, пока не завершатся работы по накачиванию. Пип-пип-пип. Больше изобретений в следующем часе. Уже даже не говорят. — Потом еще он изобрел движущиеся города. Вместо того чтобы ехать в них, они сами приезжают. Идешь на вокзал… — Я один? А ты идешь? — Да не важно. Будет царить равноправие. Вокзал всех повязал. Так вот, мы с тобой двуедино стоим на перроне. — Когда прибывает Матансас? — спрашиваешь ты у проводника. С минуты на минуту должен подойти Матансас, если без опоздания. Сзади другой голос. Камагуэй во сколько? А вот Камагуэй слегка задерживается. По громкоговорителям передают: Внимание, пассажиры, следующие в Пинар-дель-Рио! На платформу три прибывает Пинар-дель-Рио. Будьте внимательны! Пассажиры, следующие в Пинар-дель-Рио, берут низкий старт, хватают багаж и запрыгивают с платформы в город, отправляющийся дальше. Ничего, ничегошеньки. — Есть и более мелкие, более скромные изобретения. — Бедные, но честные. — Машины, ездящие без бензина, на силе земного притяжения. Просто улицы построят наклонные. Будет знать «Шелл», что жемчужинка у нее искусственная. Ни-че-го. — К подобным шедеврам градостроительства относятся и движущиеся тротуары. — С тремя скоростями. — Это как бы три бесконечных тротуара, из которых один, внешний, едет со скоростью спешащего человека (можно менять в зависимости от характера, экономики и географии различных городов), средний — для тех, кто гуляет или хочет опоздать на свидание, или туристов, и, наконец, внутренний, дико медленный, для любителей поглазеть на витрины, поболтать с друзьями, бросить комплимент девушке в окне. — Внутренний тротуар может быть оснащен стульями для престарелых, ветеранов и инвалидов войны. Его обязаны уступать беременным женщинам. Ничего, ничего, ничего. — Или машинка, пишущая ноты. — Вы только задумайтесь, если бы у Моцарта была такая… — Разовьются профессии стереостенографиста, стеноарфиста и меломашиниста. — Чайковский мог бы спокойно сажать своего секретаря себе на колени. — Но еще лучше новая система писания музыки, она из всех нас повыбьет музыкальную безграмотность. — Она такая революционная, эта система, что ее уже официально запретили во всех консерваториях мира. В Женеве подписан договор, запрещающий ее применение. Такая же печальная судьба ждала сексофон, заменитель виокончели. — Это такая же простая штука, как все прочие изобретения Рине, — ведь его дедушка родился в деревне Простаки. Всего-навсего пишете в партитуре (даже нотная бумага не нужна): та-ра-ра та-ра-ри или ум-па-па или нини нини нини, в зависимости от характера музыки. И на полях пометки: быстрее, медленно, взволнованно, аллегро на пыльцу, надувая щеки или подтрубнивая. Это единственная уступка традиционной нотной записи. Па-па-па-пам-м-м-м-м-м па-па-па-пим-м-м-м — так звучало бы начало, к примеру, Пятой симфонии Бетховена, которую Рине уже почти полностью переписал по своей системе. Сольфеджио будет называться, естественно, мурлыканье. Вот увидите, в истории музыки Рине скажет больше, чем Черни. Небытие наше, иже еси в небытии, да не будет небытие твое. Последняя попытка. — Это последнее изобретение. Окончательное, тотальное контроружие. Атомная, или водородная, или кобальтовая бомба. — Все эти бомбы, красавицы, вызывают распад. Антибомба Рине собирает все воедино. — Представляете, падает бомба, и тут же автоматическое устройство выстреливает антибомбой, которая с такой же скоростью и интенсивностью восстановит все, в чем вызовет распад вражеская бомба, которая, таким образом, превращается в обычную железную болванку, свалившуюся в неба. Она может повредить здание, выбить яму на дороге, убить животное. |