Онлайн книга «Разбитое сердце королевы Марго»
|
– Я уже и забыла, какой ты… – Какой? – Разный. Иногда ты меня бесишь, Далматов, просто… до безумия бесишь. Иногда я за тебя боюсь. Но в целом мне с тобой спокойно… наверное, спокойно. Я знаю, что если вдруг случится беда, ты поможешь. Хотя и притворяешься равнодушной эгоистичной сволочью. – Я не притворяюсь. Я и есть равнодушная эгоистичная сволочь… знаешь, жаль, что твоей сестрице не получится соврать про беременность. – Почему? – Это подтолкнуло бы ее действовать. И не только ее… за ней следят. Должны следить… итак, от Якова Надежда избавилась, заодно окунув Варвару в семейную склоку. Та ведь просто так от денег не отказалась бы. Следовательно, что? Суд… и расходы… и все Варварины капиталы уходят в никуда, а уж Надежда постаралась, чтобы суд Варенька не выиграла. Она вновь остается ни с чем. И находит новую жертву… дай телефон, пожалуйста. – А сам? – Вставать лень. Мне, может, хорошо… Саломея телефон подала и, не дожидаясь просьбы – Далматов не стал бы просить, но и не стал останавливать, – вышла за дверь. Ольга ответила сразу: – У вас есть что-то новое? – безжизненный сухой голос. – Как сказать. – Далматов сел, все-таки беседовать с клиенткой лежа было неудобно: не то настроение. – Возможно, есть… но мне нужно обсудить с вами несколько вопросов. – Сейчас? Ночь за окном. Черная, зимняя, о такой говорят – волчья. С луною полной, круглой, со звездами, что на веснушки похожи… и ветер воет, предупреждая о скорой буре. Хорошо. – Я мог бы подъехать, – предложил Далматов. – А… а ваши вопросы до завтра… – Подождут, конечно. – Тогда, может, лучше будет… я сейчас… немного занята. А вот это уже интересно. Чем может быть занята убитая горем вдова в десятом часу вечера? – Гостей ждете? – осторожно поинтересовался Далматов. И Ольга ответила: – Знакомая одна… она говорит… – Ольга, пожалуйста, послушайте меня внимательно. Не нужно встречаться. Ни с кем, слышите? Молчание. – Не важно, знакомый или знакомая… друг сердечный… не нужно. Я скоро буду. Закройте двери. Окна тоже закройте. Вообще притворитесь, что вас нет дома. Ольга! – Вы говорите… – А вы делайте, как я говорю, если, конечно, жить хотите. – Вы ошибаетесь. – Стойте! Кого вы ждете! Она отключилась. Вот бестолковая баба. Бабы в большинстве своем, как успел заметить Далматов, существа на редкость бестолковые, но эта… – Рыжая! – Он рявкнул, и Саломея открыла дверь ванной. – Чего? – Собирайся. Едем. – Куда? – Спасать одну дуру. К счастью, больше вопросов она не задавала. Вот за это, пожалуй, да еще за готовность немедленно ввязаться в любую авантюру, Далматов ее и любил. Наверное, любил. Саломея смотрела в темноту. Темнота разглядывала Саломею. Она была живой, многоликой и пряталась за тонкой преградой стекол. Темнота прислонялась к ним вплотную, и казалось, что стекла не выдержат, треснут, и тогда она, чернильная, густая, проберется в салон. Ей очень хотелось. От темноты не спасали ни низкая луна, ни свет фар, который был каким-то невзаправдошним. И все происходившее было словно понарошку. Машина. И рокот двигателя. И Далматов, почти лежащий на руле. Пялится, пытаясь разглядеть дорогу, которая плоха, то яму норовит подсунуть под колеса, то ухаб… и тогда джип подпрыгивает норовистым жеребцом, а сердце Саломеи обрывается, потому как еще немного и в кювет. Темнота повеселится. Но ее за руль Далматов не пустил, сказал, что она дороги не знает. А у него вот тормоза отказали… спешит… тогда тоже спешил и успел. Сегодня же все иначе. Саломея знала. И темнота, прилипшая к машине, не собиравшаяся вот так просто расставаться с понравившеюся игрушкой, шептала, что они опоздают. Уже опоздали. А потом дорога стала ровней. И дома показались. Заборы. Залаяла собака, и голос ее разрушил тишину, словно лопнул пузырь, окружавший машину. – Прибыли. – Далматов не припарковался, бросил машину на чужом газоне. – Сиди здесь. Он быстрым шагом двинулся к дому и, пожалуй, его совету стоило последовать. Но Саломея знала: не усидит. И из машины выбралась. Огляделась. Снег идет. И весь день шел, потому газон укрыт белой шалью. Сколько она продержится? День-два, а там снова тепло, и снег сойдет, неровно, проплешинами. Дом. Темные окна. Дверь открыта. И дорожка следов – далматовских, надо полагать, а других нет. Если бы были гости, то остались бы следы. Снег идет, конечно, но вряд ли успело бы занести вовсе… Собрались быстро. Ехали минут двадцать. Саломея подняла воротник куртки и медленно двинулась вдоль дома. Она всматривалась в снежный покров, надеясь увидеть хоть что-то… Дорожка, мощенная камнем. И металлическая арка с сухими плетями винограда. Летом здесь, должно быть, красиво. Кусты. Деревья… темное на темном. Она остановилась у приоткрытой двери, маленькой, почти незаметной в сумраке арки. И как быть? Войти? Уйти? Позвать Далматова? Но услышит ли… если услышит, то наорет, что ослушалась. Он тоже беспокоится о ней. Дверь беззвучно отворилась, и Саломея успела отступить в тень, вот только незамеченной не осталась. – Ты?! – Этот сиплый голос был ей не знаком. – Тварь! Пришла посмотреть на то, что натворила?! – Простите, но… Ей не позволили договорить. Широкая ладонь закрыла рот, а другая рука вцепилась в шею, перекрывая доступ воздуха. Саломею подняли. Тряхнули, и кажется, что-то хрустнуло в шее. Она, похоже, умрет сегодня. Это будет обидно. Саломея не хочет умирать, тем более в день свадьбы. Нет, она в принципе не хочет. И ее нежелание вполне естественно. Понятно. Только не отпустят. – Ты… ведьма! Проклятая! Все-таки отец… а ведь он в какой-то мере родственник Саломеи. И следовало бы познакомиться с ним раньше, тогда, глядишь, и не спутал бы ее с Варварой. Думалось отстраненно. Сознание словно раздвоилось. Одна половина рвалась на свободу, била по жесткой руке, тянулась к лицу, а вторая меланхолично подсчитывала, сколько осталось времени. |