Онлайн книга «Разбитое сердце королевы Марго»
|
Стоит. И дверь Далматову открыл, подыграл. Поддался. Впустил в темную прихожую, в которой пахло сигаретами, должно быть, курили полицейские… – Нет, – сказал Далматов шепотом, когда рука Саломеи потянулась к выключателю. – Очень тихо. Постой. Глаза привыкнут к темноте. Он уже ориентировался легко, пожалуй, чересчур уж легко. Ступал мягко, беззвучно. И Саломею тянул за собой. Она старалась идти шаг в шаг, след в след, чтобы тоже тихо, но получалось много хуже, чем у Далматова. Сама себе Саломея казалась неоправданно громкой. Она слышала и как шелестит одежда, и как поскрипывают сапоги. – А если… – Ей вдруг представился убийца, затаившийся в тишине спальной комнаты. Или в гостиной. В воображении Саломеи убийца был огромен, черен и держал в руках топор. А макушку его украшал красный новогодний колпак. Картина эта была столь нелепа, что Саломея зажала рукой рот, чтобы не рассмеяться в голос. Истерика. Всего-навсего истерика. – Тише, – одними губами произнес Далматов. Он в темноте видел. И ступал бесшумно, а может, вновь дом позволял ему подобную вольность в надежде, что он, Далматов, отомстит за хозяев. Дом по ним тосковал. Первый этаж. Вереница комнат, большей частью нежилых. В них пахнет пылью и запустением, и нос свербит, приходится тереть, с трудом сдерживая чих. Нельзя. Если здесь и вправду прячется убийца, то спугнуть его легко. Но комнаты пусты. В шкафу, дверцы которого распахнул Далматов, только шубы висят. Лестница. Второй этаж. Темный коридор. Двери закрытые. Черные квадраты картин. Пейзажи? Портреты? В темноте не разглядеть, да Саломея не очень-то и пытается. Далматов гладит ручку двери, точно уговаривая и саму эту дверь не скрипеть. Подчинилась. За нею – пустота. Чернота. И звездная ночь. Во всяком случае, в первое мгновенье показалось, что именно ночь, но потом стало очевидно: из-за окон все, которые огромны, во всю стену. И больше стены. Крыша тоже из окон, пусть и затянутых морозными узорами. Неуютно. Саломея отступила к порогу. В остальном комната была обыкновенна. Шкаф. Кровать. Ковер. Прикроватный столик и стопка книг, увенчанная граненым стаканом. Полупустая бутылка водки. Темный вдовий платок, брошенный на пол. В шкафу вместо шуб – одинаковые черные платья, которые в сумраке почти неразличимы. Но ведь искали-то не платья… Дальше надо. Комната… и еще одна… и последняя по коридору, к которой Далматов идет, уже не скрываясь, а Саломее кажется, что эта их затея с самого начала обречена была на провал. Последняя дверь. Белая. Все темные, а она белая, выделяется. И приоткрыта. Далматов протянул руку к этой двери, но она распахнулась. – Привет, – сказала Варвара, отбрасывая с лица длинные пряди. – А вы что здесь делаете? – Привет. – Далматов нехорошо осклабился. – Мне гораздо интересней, что здесь делаешь ты… На девчонке была пижама. Серенькая пижама с розовыми слонами. Наивная по-детски и по-взрослому открытая. Коротенькие шортики, маечка, едва-едва живот прикрывающая. И когда Варвара руку подняла, чтобы волосы поправить, маечка задралась вовсе неприлично. Живот был плоский, смугленький и с татуировкой. – Варя… – Саломея стиснула руку. – Я… не рада, кузина? Нехорошая такая улыбочка. – Не рада, – не стала лукавить Саломея. – Ты ведь должна быть… – Никому я ничего не должна… кстати, где Ольга? – В морге. – Далматов старался не пялиться на живот. Лучше на тапочки, тоже серые, с розовой опушкой, до отвращения домашние. Она вся была такой мягкой… домашней… и раздражающей самим фактом своего существования. – А что она там делает? – Варвара зевнула. – Ольга умерла. – Саломея руку выпустила и зря. – И странно, что ты не в курсе. – Я спала. – Так крепко спала, что не слышала ни выстрела, ни приезда полиции… ни остального? – Я снотворное приняла, – пожала плечами Варвара и, поежившись, предложила: – Может, спустимся, а то как-то… прохладненько стало. Я от холода и проснулась. Вечно во сне раскрываюсь. Дома-то тепло, тут же – дубак дубаком… как она здесь жила? Она не выглядела ни удивленной, ни расстроенной. Ни, что гораздо хуже, испуганной. – Только погодите, накину что-нибудь, а то кто-то сейчас меня взглядом измусолит… кстати, кузина, поздравляю! – Спасибо. – Да не за что. Живите счастливо. Она исчезла за дверью, и Саломея, потерев глаза, попросила: – Скажи, пожалуйста, что мне просто померещилось. – Не померещилось, – с сожалением заметил Далматов. И руку ее холодную нашел. – Все будет хорошо, рыжая… добро победит. – Кого? – Кого-нибудь. Варвара и вправду переоделась. Узенькие штанишки, трикотажный джемперок в облипку. И в одежде этой нехитрой стала еще более притягательна. – Нравлюсь? – поинтересовалась она у Далматова. – Нет. – Врешь. – Скорее предупреждаю. – Он улыбнулся широко и искренне. – Я ведь не лгал тогда. – О чем? – Саломея нахохлилась. Злится? Или все-таки ревнует? Или и то и другое сразу. Мысль о том, что она способна его ревновать, была весьма приятна. – О том, что свернет мне шею… – Он может. – Ужас какой! – притворно испугалась Варвара. – Такой злой? И как ты с ним будешь жить? – В мире и согласии. – Далматов ответил за Саломею. – А еще долго и счастливо… деточка, не о нас речь, а о тебе. Ольга умерла. – Ты мне говорил. Идем… сюда… – Варвара толкнула дверь в маленькую библиотеку. – Если говорить, то там, где посидеть можно. И первой заняла узенький диванчик, оставив свободным кресло. – Садись, – велел Далматов, и Саломея не стала спорить. Села, куртку расстегнула, но снимать предусмотрительно не стала. Далматов же устроился за креслом. – В ногах правды нет, – с насмешкой произнесла Варвара и похлопала по дивану. – Садись. Не укушу. Обещаю. |