Онлайн книга «В дыму войны. Записки вольноопределяющегося. 1914-1917»
|
Нам машут с платформы платками, полушалками. Сдвинулись. Жалобно гукает и стонет паровозная глотка. Паровоз жарко задышал дымом. Тысячи глаз, мокрых от слез и напряженного любопытства, тянутся к нашим вагонам. Толпа пришла в движение, смяла патрули и бросилась вслед за убегающими вагонами… Медленно уплываем от дебаркадера на Запад, в ласкающую мягкую синь августовского вечера. Город, утопающий в складках тумана, мигает нам сотнями красноватых языков. Отчаянно рыдающие, до бесчувствия однообразные переборы гармошек в каждом вагоне. Это новобранцы запивают тоску. Волны звуков сливаются в кошачью симфонию. С непривычки хочется удариться головой об стенку вагона и заснуть… * * * Едем, едем, едем. Неподвижно стоят по сторонам ветвистые пирамидальные ели, пихты и сосны. Тяжелые иглистые прутья ядрено-зеленеющих деревьев четко вырисовываются в плотной голубизне нависшего над лесами неба. Рассекая прозрачно-чистый и звонкий, как хрусталь, лесной воздух и ломая лязгом скрипучих вагонов чуткую тишину подкрадывающиейся с севера осени, скользим по лоснящимся стальным путям вперед и вперед. Долго стоим на узловых станциях, на разъездах. Скорость – двести километров в сутки. В каждом вагоне солдат с винтовкой. Это – наши «дядьки». Точное назначение дядек неясно ни нам, ни им. В общем они должны нас охранять. От кого? От чего? Но само собой разумеется, что они должны блюсти «порядок». В головном вагоне едет ядро охраны из пятнадцати человек под командой старшего унтер-офицера. Наши «дядьки» подчинены ему. В каждом вагоне множество туесов, боченков с пивом и бражкой… Пьянка. Веселье. – Веселись, душа и тело… – Отечеству защищать едем!.. Песни – озорные, лихие, буйные. Пляс. Пузырится, хрипит гармонь… На каждой остановке все вываливаются из нутра вагонов на платформу. Бесстыдно пристают к бабам, к девушкам, продающим ягоды, молоко… На каждой остановке – драки. Вагон на вагон. Стенка на стенку. – У-р-р-ааа!!. Заводские на деревенских. Уезд на уезд. – У-р-р-ааа!!! В Вологде догнали эшелон новобранцев-вятичей, отправляющихся в Москву в пехоту. Через пять минут разыгрался форменный бой. Первое «крещение». Вятичи в драке виртуозы. Пехота одолела императорскую гвардию. С диким гиканьем, с соловьиным разбойным посвистом гоняли вятичи наших под вагонами, обстреливая щебнем и увесистыми талями. Некоторых угнали в июле за станцию, ловили поодиночке и избивали. Человек двадцать получили серьезные ранения: головы и лица в синяках, в крови. Одному распороли финкой живот. «Дядьки» наши не вмешиваются ни во что. Им выгоднее, чтобы новобранцы скоротали дорогу за такими «занятиями», чем задумывались над тем, кто, куда и зачем их угоняет. * * * Когда драка приняла особо значительные размеры, грозившие целости «государева имущества», каким являются сейчас новобранцы, начальник конвоя вызвал для ликвидации драки городскую пожарную команду. Старинный русский способ. Помогает между прочим. Я впервые за всю жизнь наблюдал бравых пожарных в роли водворителей общественного порядка. Армейскую пехоту с грехом пополам утихомирили, усадили в вагоны и протолкнули на московскую линию. Нашу партию собирали два часа. Двенадцать душ так и не нашли. Пропали без вести. Как в настоящем «сражении». «Дядьки» и вагонные старосты сбились с ног. Начальник конвоя, топорща прокопченные трубкой рыжие усы, грозил нам с подножки своего вагона: – Хулиганы!.. Драчуны!.. Подождите! Дай бог только добраться до Петербурга, Там вам покажут. Возьмут голубчиков в оборот. Всю дурь повытрясут. Но это говорится «для проформы». Все начальство понимает, что этим способом новобранцы изливают свою тоску, и что, не будь этого, они начали бы громить что-нибудь более важное с точки зрения «государственных устоев. * * * В вагоны натаскали груды щебня и песка. Во время движения поезда настежь открыты обе двери теплушки. И горе прохожему, попадающему в «сферу досягаемости». Его обстреливают градом камней. Когда камень удачно попадает в висок или в темя прохожего, из вагонов несется одобрительный хохот. Рукоплескания приветствуют меткого стрелка. А там, внизу, под насыпью оглушенный человек, отирая платком выступающую из раны кровь, грозит нам в бессильной злобе кулаками. – Жулье!.. Чингисханы!.. Кое-где в вагоны затащили девок и держат на положении арестованных. Едем. Едем. Едем. Отмечаем слезами и кровью каждый шаг. Кровавая дорога и нерадостная… * * * Какая масса леса! На протяжении тысячеверстного пути по обеим сторонам плотной стеной стоят нетронутые хвойные и лиственные массивы. Изредка мелькают желто-бурые волнистые просторы полей, маленькие деревушки и села с деревянными церковками и запечатанными по случаю войны «казенками». Рядом с хорошими сосновыми избами под железом ютятся жалкие покосившиеся хибарки на курьих ножках с бараньей брюшиной в окнах вместо стекол. Это – у самой «чугунки», а что же дальше? Дальше патриархальный быт, кремень, трут, лучина, лешие, водяные, домовые, ведьмы, колдуны, знахарки, громовые стрелы, килы, почечуй, бог, Илья-пророк, разъезжающий на колеснице по небесной мостовой. Культура дальше чугунки не идет. И вот эту многоликую, серую, вымирающую от дикости, темноты и налогов деревню взнуздали, пришпорили, вздернули на дыбы и сказали: – Иди и бей немца, ибо немец есть враг мировой культуры… Пермяки и вятичи, оторванные от обычного труда, призваны защищать не только веру, царя и Отечество, но и «мировую культуру». * * * На станции «Уклейка» разгромили буфет, разграбили все до последнего кусочка. Теперь громят на каждой станции. – Кровь проливать едем! – Чего там? Бей! Бей! И бьют. Разносят в щепы буфеты, ларьки, лавчонки, лотки. Все, как водой, смоет через десять минут после нашего приезда на станцию. Буфетчики в ужасе разбегаются. – Кровь проливать едем, а вы, паразиты, наживаетесь тут! |