Онлайн книга «Кто стрелял в президента»
|
— Понятно. И какие у вас, Любочка, творческие планы? — Я на счет планов и приехала. — А, так вы в Москве недавно? — Сегодня утром прибыла. Там деревья были и клумба с тюльпанами. Вы здесь клумбу поблизости не видели? — С тюльпанами — нет. Только с нарциссами. Вы где-то учились петь? — В музыкальной школе. Ко мне домой учительница ходила. А потом я еще на полставки в этой же школе работала секретарем и вечерами немного занималась. — Какой у вас репертуар? Что вам ближе всего? — Песни я пишу сама. А аккомпанирует мне папа. — На фортепьяно или гитаре? — Нет, на гармони и балалайке. — Значит, ваша стезя — фольклор? — Да я даже чего-то и не знаю, какая у меня стезя. Вот послушайте, может, вы определите? Люба на секунду замолчала, глаза ее затуманились, а рот горестно искривился: — Задернуто тенью окно, завешена лампа туманом, закрыта дверь на засов, и скомкан стыд с покрывалом. Здесь на гармони проигрыш. Но дождь хлестал по лицу и ветер таскал за косы. И кто виноват, туман иль засов… Люба голосила и голосила, и картошка дрожала в Любиных руках. — Любочка, вы очень талантливы, — сказала дама, отложив конвульсирующий вишней пирожок. — Правда?! — Уж поверь мне, — любовно перешла на «ты» Сталина Ильясовна. — Но тебе надо учиться. — Да? Вы думаете? — загрустила Люба. — Обязательно! Ты обладаешь прирожденным, но пока недостаточно развитым вокальным дарованием. Сразу скажу: в оперу тебе, к сожалению, путь закрыт. — Откуда вы знаете? — удивилась Люба. — Во-первых, твоя осанка. Собственно говоря, осанки нет. Не хочу тебя обидеть, но ты ведь частично парализована? — Только ноги. — Все равно. Ты все время сидишь, поэтому легкие не развернуты, их объем маловат. Столб голоса недостаточно вытянут. Для вокалиста очень важна физическая форма. — А я сильная, — заверила Люба. — Могу отжаться на руках сто раз, танцевать на коляске, а если пристегнусь, то вместе с коляской делаю акробатические прыжки и пируэты. — Отлично, — согласилась Сталина Ильясовна. — Но все-таки… — Ладно, — перебила Люба, — я по опере, честно говоря, и не тоскую. — А эстрада вполне тебе по силам. Тем более, на эстрадных подмостках сейчас пользуются успехом певцы с голосом в две октавы, совершенно необъемным. Я, конечно, не имею в виду тебя. Люба слушала, открыв рот. — Возможности нынешней акустической техники усилят самый слабенький голос, — объяснила Сталина Ильясовна. — И в то же время хорошие преподаватели вокала довольно редки и услуги их стоят дорого. Поэтому эстрадные певцы не стремятся совершенствовать голос. Ладно, не буду ворчать. В конце концов, история певческого искусства знает множество исполнителей, обладавших голосами такой яркой индивидуальности, что недостаток глубоких вокальных данных, в классическом понимании, почти не замечался публикой. Вертинский, Утесов, Бернес. Дай-ка, кстати, посмотрю твое небо, чтоб зря не обнадеживать. — Небо? Люба поспешно сглотнула. — Открой рот пошире. Так-так. К окну повернись. Что ж, небо неплохое, высокое. Голосовые связки… Плохо видно здесь… Но, вроде бы, развитые. Думаю, петь профессионально ты сможешь. Люба просияла. — Небо. Надо же, а я и не знала, — возбужденно тараторила она. — Пою себе и пою. И ведь хоть бы кто сказал, что оно должно быть высокое? — Не все это знают. Здесь нужен специалист. — А где я могу учиться, как вы думаете? — с надеждой спросила Люба. — Только чтоб без лестниц. — Ох-ох-ох, — произнесла Сталина Ильясовна. — Без лестниц. Насколько я знаю, для людей с ограниченными возможностями есть университет культуры под патронажем ЮНИСЕФ. Или ЮНЕСКО? Ладно, не суть. Там имеется музыкальное отделение. Люба радостно вскрикнула. — Но лестницы… Знаешь что, позвони мне через пару дней, я выясню насчет лестниц. И Сталина Ильясовна подала Любе визитку: — Здесь мои телефоны, домашний, мобильный. «Автомобильный» она сказала? — встрепенулась коляска. — Может она и Колин джип знает?» «Колясочка, ты представляешь, сколько в Москве джипов?» — отмахнулась Люба. «Жизнь прекрасна неожиданностями», — заметила коляска. «Отстань, пожалуйста, дай я попрощаюсь с певицей!» Люба долго сидела за столиком и рассматривала кусочек картона: «Сталина Ильясовна Черниченко. Вокал. Эффективные уроки. Имеется аккомпанемент (рояль, арфа). Дорого». «Дорого. Это сколько интересно, колясочка?» «Уж рублей сто отдай и не греши! — авторитетно заявила коляска. — А то и все двести». «Ничего, — Люба приподняла согнутые руки, устрашая Москву бицепсами, — заработаем». Коляска с сомнением засопела. «Поехали на проспект, — скомандовала Люба, — прямо сейчас работать начнем». Определив подходящее, по мнению коляски, место — возле троллейбусной остановки, Люба принялась набираться смелости. «Чего не поешь-то? — недовольно подтолкнула ее коляска. — Третий троллейбус уж подходил послушать, да так и отошел. Всю публику мне разгонишь». «Ладно, — Люба закрыла глаза, — только ты мне помогай». «Припев подтяну», — пообещала коляска. «Нет, петь я сама буду, а капелла» «Это как?» «Без помощи коляски, значит». «Как знаешь», — обиделась коляска. «Ты будешь подстраховывать меня во время прыжков и танцев», — пояснила Люба. «Ох-ти мне…» «А я деньги буду собирать», — обрадовался рюкзачок. «Верно», — похвалила Люба. «А я — чего?» — без восторга произнесла из пакета утка. «А ты спи, отдыхай», — разрешила Люба. Совершенно внезапно, без предупреждения, Люба громко заголосила: — В синей воде кольца шагов! Прохожие, стоявшие возле прозрачного навеса остановки, шарахнулись в сторону: кто поспешно, кто — как бы по внезапно вспомнившемуся делу. Люба прибавила громкости: — Ветер унес шепот и смех и твою-ю улыбку! Люба резко развернула коляску, так что малые колеса встали поперек, и совершила стремительное фуэте. Затем она рывком поставила коляску на правое колесо и описала полукруг лишь на нем одном. Когда коляска очнулась от виражей, вокруг стояли прохожие. Люба подняла вспотевшее лицо и испуганно обвела лица зрителей. Зрители зааплодировали. Подошел троллейбус, и люди, как бы извиняясь за то, что уходят раньше времени, стали протягивать Любе деньги, в основном рублевые монеты. Но были и десять бумажных рублей. |