
Онлайн книга «Лопухи и лебеда»
![]() День был субботний, на автобусной остановке топтались люди. Кто ехал в город за покупками, кто вез картошку и капусту на продажу, и целая компания с детьми, с гармошкой не то собралась в гости, не то уезжала из гостей. Саша зачерпнула горсть, помяла в руке. – Молодой еще снежок, – сказала она. – Не лепится. Гармошка наяривала, две бабы пошли плясать под общий гогот. Облачка снежной пыли взметывались из-под валенок. Эдик с веселой завистью поглядывал на гулявших. – Летом-то приедешь? – спросил он. – Коли сами не захотите, может, дружки какие ваши. Пускай скажут, что от вас, мол. Уж мы их не обидим… Подошел автобус. Начались поцелуи, все заторопились, похватали мешки. – Счастливо вам! – Илья взял чемодан у Эдика. – Танюха, будь здорова! – Спасибо, – сказала Эдику Саша. – Приезжайте вы к нам… Автобус тронулся. Они устроились на заднем сиденье. Саша помахала в окошко, но Эдик с девочкой уже шагали к дому. Деревню быстро проехали. Забормотала гармонь, потекла дорога. Колеса снимали тоненький слой снежка, оставляя позади две темные влажные полосы. По обеим сторонам бежали сосны и ели, ярко темнела хвоя, и снежинки проносились мимо. Саша сидела в зале ожидания с вещами. Из кучки туристов орал транзистор, кто-то ел, кто-то храпел, растянувшись на лавке. Молоденькая цыганка кормила ребенка. – Мы влипли, – сказал Илья, выбравшись из очереди. – Едем в мягком. Поезд паршивый – ноль четырнадцать… Да я еще маху дал с деньгами. Осталось всего шесть рубликов… – Здрасте! – сказала Саша. – У меня двадцать пять целехонькие. – Твои не в счет. – Еще чего! Содержанку нашел… – У тебя тройчатки не осталось? – Голова болит? – Она порылась в сумочке. – Раскалывается… Простыл, что ли, вчера? Илья проглотил таблетку, посмотрел на часы: – Еще и трех нету, вот черт… – Чего ты ноешь? Сдай вещи, и пошли гулять… Промозглый ветер дул в лицо, ударял в деревянные стены и заборы, гнал по земле скрученные обрывки листвы. Они бродили по улицам, коченея, но возвращаться на вокзал не хотелось, и они шли дальше, а навстречу тянулись все те же закоулки и те же дома. Саша затащила Илью в дощатый тир, где скучал глухой татарин в старом кителе. Илья зарядил ружье, а потом положил на прилавок и сказал, что стрелять не желает и вообще за мир, а Саша выстрелила один раз в мельницу и не попала, и ей тоже расхотелось стрелять. Они зашли в кино. В зале было тепло, на экране де Фюнес спасался от погони, и кинотеатр содрогался от хохота. Голова у Ильи разболелась еще сильнее, и они ушли, так и не узнав, что сталось с де Фюнесом. Сумерки застали их в пустом сквере, на площади, где торчала застопоренная, уже запертая на зиму карусель. Стал падать редкий снежок, он согнал их со скамейки, и они прибрели к ресторану, у дверей которого переминались две-три фигуры, а поодаль виднелся большой стеклянный автобус, весь в надписях и наклейках. – Ресторан “Дружба”, – прочел Илья на фасаде. – Что-то слишком фривольно. Пришел молоденький официант с черными бачками. Илья заказывал, а Саша глазела по сторонам. В углу за большим столом сидели иностранцы, за другим полковник говорил тост, и его внимательно слушали военные и несколько штатских, пожилых, с орденскими колодками на пиджаках. В маленьком зале по соседству гуляла свадьба, и как только музыканты начинали новый номер, из дверей выскакивали гости, причем невеста проявляла особенную прыть. – Проводи меня, – попросила Саша. К зеркалу в уборной было не протолкнуться. Дверь поминутно вздрагивала, влетали и вылетали девчонки. Полная женщина, похожая на офицерскую жену, застегивая чулок, исподлобья оглядела Сашу. Ненадолго Саша осталась одна. Она попудрилась, близко придвинувшись к стеклу, и всмотрелась тревожно в свое отражение. Подбежали две девушки в коротеньких юбках, толкнули ее, извинились. Саша вытащила шпильки, встряхнула головой, волосы ее потекли по плечам, легли за спину. Она еще раз покосилась на зеркало и вышла. Илья стоял в коридоре, засунув руки в карманы, отчужденно глядя на суету вокруг. Она улыбнулась ему и взяла под руку. Как только явился официант с подносом, они набросились на еду. Сашу приметили, какой-то парень подошел, пригласил ее на танец, она отказалась. – Не до танцев, – сказала она, вгрызаясь в мясо. – Поесть не дадут… А шашлык – ничего. – Свиной, – сказал Илья. Глаза Саши блестели, она казалась возбужденной. – Да мне сейчас – хоть собачий… Как твоя голова? Он кисло пожал плечами. Парнишка с модными, вислыми, как у запорожца, усами объявил, что очередной номер исполняется в честь финских гостей, и оркестр грянул “Летку-енку”. Илья курил, поглядывая на танцующих. – Ты не чувствуешь себя старой? – спросил вдруг он. Саша слегка опешила. – А что – пора? – Я не о том… Тебе в школе не приходилось воевать с родителями из-за моды? – Господи, ты что, забыл, как я ходила? – сказала Саша. – Как драная кошка… Одевали так, что вспоминать тошно. И ведь не из-за денег даже, из принципа. Из-за денег тоже, правда… Сколько я слез пролила! А мне уже шестнадцать было, на меня взрослые мужики заглядывались… Илья перекосился, как от зубной боли, и с шумом выдохнул воздух. Саша смотрела на него с беспокойством. Он усмехнулся. – Сколько было скандалов из-за узких брюк, из-за джаза, из-за стрижки… А теперь – смотрю на них, – он кивком показал в зал, на танцующих, – музыки их я не понимаю, девки мне кажутся вульгарными, ребята – кретинами… – Илюша, что случилось? Илья взглянул как затравленный. – Нас видели в день отъезда. На вокзале. – Кто? – Хуже не бывает. – Вялая ухмылка появилась на его лице. – Ее мать… Какой дьявол ее туда занес! Он затолкал сигарету в пепельницу. – Конечно, это ничего не меняет, – пробурчал он. – Просто зло берет. Вдруг начинаешь чувствовать себя… подлецом… Скорей бы этот камень свалить! Саша приподняла спичечный коробок над столом и медленно разжала пальцы. Илья с силой стукнул себя кулаком по лбу. – А вот влезла в башку одна глупость и житья не дает, отравляет все… Однажды сидели на кухне втроем, подруга к ней пришла. А я чего-то завелся, рта не закрывал. Раздражение какое-то было, не знаю отчего. Ну и стукнул ногой по табуретке, на которой она сидела. Шутки ради… и вышиб, конечно… Она – как грохнется спиной об пол, и затылком. Так вдруг заплакала! Сморщила лицо, знаешь, как дети… С такой обидой! |