Онлайн книга «Лопухи и лебеда»
Все кричат “ура” и чокаются. Луи, глотнув из стакана, отдувается: – Слишком крепко… – Нормально, – покровительственно замечает Жора. – Шестьдесят градусов примерно. Зато чистый продукт! Из приемника доносятся куранты, отбивающие четверти. Жора и Самошкин торопятся наполнить стаканы. Стукает калитка, из машины выскакивают и с визгом бегут к елке Кира и ее подруга Света, за ними несется Успенский, подняв руку с растопыренными пальцами. – Йес! Успели! Бьют куранты, опоздавшим суют бокалы, все кричат “С Новым годом!”, пары целуются. – “Если бы знать, если бы знать…” – меланхолически декламирует Витя. – Алинка, слышишь? Витька, как Ольга в “Трех сестрах”, хочет знать, что год грядущий нам готовит… – Вас всех перепишут и наконец приструнят… – В Красную книгу? – Нас – это парней, что ли? Алина деловито сообщает: – Перепись грядет в нынешнем году или в следующем. Я была на всесоюзном совещании статистиков. У нас переписи не было с тридцать девятого года… – А нам-то что? – Вот сразу видно, что ты – легкомысленный лабух и понятия не имеешь, в какой стране живешь. Могу сообщить, что, по предварительным данным, у нас женщин больше миллионов на пятнадцать. Урон войны не восполнен… – Пятнадцать миллионов баб! – мечтательно говорит Самошкин. – А где они – эти бабы? Я лично их не вижу… – Больше баб – шире выбор, – замечает Витя. Жанна возмущена: – А бабам каково? – Мужик на вес золота? Пьяница, подонок, тупица – все равно, лишь бы мой, а не соседки… Додик пожимает плечами: – Значит, долг каждого настоящего патриота – обслужить хотя бы трех девушек… – Дождешься… – Алина бьет его локтем в бок. Все смеются. Самошкин вздыхает: – Тут с одной бы управиться… Кира спрашивает Пьера: – Ты ездил в Ленинград? – Нашел могилу Петипа в Александро-Невской лавре! Попал в Мариинку на “Дон Кихота”, был в Вагановском училище… Он протягивает Кире сверток: – С Новым годом! – Спасибо… – Она снимает обертку и расплывается в счастливой улыбке: – “Мадам Роша”! Французские духи! Какая прелесть! А у меня новость, Петя… В июне мы едем на гастроли в Париж! – Хватит трепаться! – кричит Витя. – Пошли за стол! Я замерз… – Стой! Быстро, еще по одной… Чуть не забыл! Успенский мельком косится на Киру, достает из сумки и раздает тетрадки машинописных листов. – Третий номер журнала “Грамотей” со стихами ленинградцев! Прямо с машинки! Держите… Там есть шикарные вещи. “Пилигримы” Бродского… Алик говорит, что пацан абсолютно гениальный… Вот! Послушайте… Он читает: О, голоса моих знакомых! Спасибо вам, спасибо вам За то, что вы бывали дома По непробудным вечерам. За то, что в трудном переплете Любви и горя своего Вы забывали, как живете, Вы говорили: ничего. И за обычными словами Была такая доброта, Как будто Бог стоял за вами И вам подсказывал тогда… – Ну?! – Чудесно… – улыбается Маруся. Алина серьезна. – Трогательно… А кто это? – Какой-то Кушнер… Обмыть немедленно! – За что пьем? – спрашивает Витя и оглядывается на Додика. – За голоса знакомых? Додик, как всегда, готов. – Как говорит Николай Семеныч Лесков, “все хорошее на свете вообще редко встречается, зато и никогда не переводится вовсе”… Вот за это и выпьем! Все кричат и чокаются. – У Алика четвертый номер практически готов, – рассказывает фотограф, – а там не только стихи, философская проза, статьи… Захмелевший Пьер воркует с Кирой: – …Каштаны уже отцветут, но июнь в Париже все равно прекрасный. Погуляем в Булонском лесу, съездим в Мальмезон, в Версаль… – А где взять время? – смеется Кира. – Репетиция, спектакль… Мы же будем как загнанные лошади! – Я люблю тебя… Успенский бьет его в челюсть, Пьер летит в снег, сшибая Витю. Девушки поднимают крик. – Мудак! – вспыхивает Кира. – Совсем рехнулся? Ненавижу! Пьер вскакивает и бросается на Успенского, их разнимают. Алина пытается их унять: – Ребята, вы чего, офонарели? – Мне кажется, самое время немного закусить, – хладнокровно замечает Додик. Гости, понемногу утихомириваясь, идут к крыльцу. Витя, встав из сугроба, задумчиво разглядывает этикетку пустой бутылки: – Так и не попробовал это самое “Клико”. Придется обойтись спиртом… В приемной КГБ сотрудник в штатском разговаривает с Пьером. – Какие-то проблемы наверняка возникают, обращайтесь, зря стесняетесь. Мы всегда можем помочь… – Не было повода. – Нет проблем? – Нет. Все неплохо… Сотрудник усмехается: – Говорят, вы не посещаете занятия… – Кто это говорит? – насупился Пьер. – Есть такое мнение в учебной части. – Это неправда. Я хожу к профессору Дувакину на семинар по Маяковскому и на пушкинский семинар к профессору Бонди. Я занимаюсь тем, что мне интересно. – А ваши товарищи? Нам известно, что кое-кто из французских стажеров занимает вполне антисоветскую позицию. – Не знаю, я ничего подобного не слышал… В нашей группе люди разные, но все заняты делом. – А статья в университетской газете? Как ее восприняли? – Как чью-то глупость. Посольство встревожилось, нас вызвали к послу. Но господин Мартен поговорил с ректором университета, и ректор сказал, что он нами доволен… – Словом, все хорошо? – Да, все отлично. Сотрудник хмурится, открывает папку, лежащую перед ним, листает и сухо говорит: – Вы с нами неискренни, господин Дюран. Напрасно… Мы выполнили вашу просьбу. Ваш родственник Татищев Алексей Аполлонович был освобожден из Омсукчанского исправительно-трудового лагеря в декабре тысяча девятьсот пятьдесят пятого года… Пьер замирает: – Он жив?!! – По имеющимся сведениям, он проживает в городе Переславле-Залесском Ярославской области и работает на втором хлебозаводе. Запрета на посещение этого района иностранными гражданами нет, вы можете туда съездить. Это недалеко, километров сто пятьдесят от Москвы, туда ходит автобус… |