Онлайн книга «Отец мой шахтер (сборник)»
|
Новик молчал. – Ну что же вы, Иван Васильевич! – шептал Брускин. – Вместе ведь учили! «Да святится имя Твое…» Наталья часто-часто моргала. – «Да святится имя Твое», – глухо пробубнил Иван и вдруг заорал, не выдержав: – Не могу больше! – И быстро пошел прочь, наступив сапогом на «престол» и шагнув сквозь стену Натальиного храма. – А-а-а-а! – по-детски громко и звонко заревела она за его спиной. – Ну что же вы, Иван Васильевич! – сам чуть не плача, воскликнул Брускин. – Ты плохой, Ваня, плохой! – кричала, захлебываясь в рыданиях, Наталья. – Ты моего деточку в землю спрятал, а место не показываешь! А я вот его найду, он тебя побьет! И, упав на колени, продолжая реветь, Наталья стала по-звериному рыть в песке ямку. – Таличка! Та-а-личка! – кричал вдалеке Брускин, бегая по берегу. Иван присел на камень, стал развязывать забинтованный палец. – Таличка! – передразнил он. – Сидит твоя Таличка где-нибудь в кустах, смеется над нами. Иван сплюнул в сторону и вдруг увидел торчащий из песка указательный палец руки, словно зовущий его к себе. Иван растерянно посмотрел на свой забинтованный палец и кинулся туда, упал на колени, стал разгребать песок. Наталья закопала себя неглубоко. Ее открытые глаза и улыбающийся рот были забиты песком. На груди лежал брускинский крест. – Та-аличка! Та-аличка! – кричал вдалеке Брускин. Стянув с головы буденовку, Иван поднялся, скорбно и тупо глядя на Наталью. Но его голова стала инстинктивно втягиваться, когда в воздухе знакомо зазвучал вой приближающегося снаряда. Через мгновение донесся хлопок орудийного выстрела. А еще через мгновение снаряд мощно взорвался где-то посреди лагеря. Там заржали, заметались лошади, заметались, закричали люди. Иван взглянул на море. Сюда двигался корабль, и из дула его носового орудия вырвался огонь нового выстрела. Иван перевел взгляд на Наталью. – Прости, Наталья, если что не так… – тихо сказал он. Новый взрыв взметнулся в лагере, а с другой стороны длинными слитными очередями стали бить английские скорострельные пулеметы. Иван опустился на колени и стал торопливо закапывать Наталью. В тот день англичане начали жесткую карательную операцию по ликвидации наших в Индии. Они забились в глубь тропических джунглей, восхитительно прекрасных, если смотреть на них снаружи, и темных, мрачных, тягостных внутри. Иван сидел на толстом стволе поваленного дерева. Он размотал свой указательный палец и внимательно его рассматривал. Палец не только словно распух, но и стал длиннее остальных, огрубел и почернел, на его тыльной стороне торчали черные звериные щетинки, а вместо ногтя вырос длинный и острый черный коготь. Иван пошевелил своим новым пальцем и посмотрел по сторонам. Вблизи никого не было. Правда, к нему шел Брускин, разговаривающий сам с собой на ходу, но он был еще далеко. Иван вытащил саблю, положил на ствол ладонь с вытянутым новым пальцем и резко рубанул. Поморщившись и даже качнувшись от боли, Иван коротко взглянул на валяющийся обрубок, подошвой сапога вдавил его поглубже в мягкую влажную землю и плюнул сверху. Брускин приближался. Иван стянул с головы буденовку и обернул рану, из которой хлестала черная кровь. Комиссар остановился рядом, внимательно и заботливо посмотрел в глаза Ивана и спросил скороговоркой: – У вас что-нибудь случилось? – Да ничего, палец вот отрубил, – объяснил Иван. – Почему? – живо поинтересовался Брускин. – Да не нравился он мне. – Понятно, – удовлетворился ответом Брускин. – Товарищ Новиков, у меня к вам очень важный разговор. Мы должны установить красное знамя на вершине горы Нанда-Деви. Тогда-то они нас заметят. Мы уже начали отбор добровольцев. Новик помотал головой. – Нет, Григорь Наумыч, я по горам не ходок. Да я еще пока и комдив. – Что вы, товарищ Новиков, пойдут представители наших горских народов, а к вам я… – Это что же за знамя должно быть? – с сомнением спросил Иван. – Натуральный шелк, сто пятьдесят на сто, я посчитал. – Чего? – Разумеется метров. – А древко? – А вы видели гигантские пальмы? Товарищ Новиков, я к вам совсем по другому вопросу. Дело в том, что, мне кажется, я оттуда уже не вернусь… – Брускин опустил голову, справляясь со своей секундной слабостью. – И я бы хотел, чтобы вы взяли мой дневник. Но чтобы никому-никому! А если вдруг снова окажетесь в Москве, отдайте его моей бабушке… – А если… я? – растерянно спросил Иван. – Так вы же сто один год проживете! – засмеялся, блестя повлажневшими глазами, комиссар. И Иван засмеялся. И они обнялись. Штат Хамагар-Прадеш. Город Химла. 5 января 1925 года В большой магазин, где торговали тканями, заскочили несколько человек, одетых в индийское и европейское платье. Угрожая наганами перепуганным продавцам и покупателям, они торопливо искали нужную им ткань. Экспроприаторами были грузины, армяне, азербайджанцы, поэтому общались между собой они на русском. – Смотри, Георгий, такой ткань берем? – спрашивал один, вытаскивая из-под прилавка штуку вишневого сукна. Высокий красивый красноармеец пощупал ткань пальцами и вскинул руку с поднятым вверх наганом. – Слушай, ара, ты не понял? Шелк надо, натуральный шелк. А из подсобки уже тащили именно то, что было нужно, – свитки алого китайского шелка. Его концы ползли по полу, и все в магазине окрасилось в красное. Южное предгорье Гималаев. 12 февраля 1925 года Под навесом из сосновых веток стоял аэроплан, и летчик Курочкин возился в моторе. Вокруг сидели местные жители и молитвенно смотрели на него. – Товарищ Курочкин! – окликнул его Брускин. Курочкин оглянулся и увидел наших. Они стояли, вытянувшись, в две длинные шеренги: одна держала на плечах скрученное и перевязанное знамя, другая – древко, ошкуренный ствол гигантской пальмы. Во главе шеренги стояли улыбающиеся Брускин и Шведов. Летчик вытер на ходу руки ветошью, приложил руку к виску и доложил: – Произвожу текущий ремонт мотора. Брускин указал взглядом на туземцев. – Как вы думаете, они пойдут с нами? – Конечно пойдут. Уж не знаю, за кого они меня принимают, но что ни попрошу… – Понятно за кого, – пожал плечами Брускин. – Вы ведь летаете… Курочкин бросил печальный взгляд на свой аэроплан. |