Онлайн книга «Медный всадник»
|
– Своей, конечно. Повезло вам, майор, у нашей Танечки – первая группа крови. «Еще бы», – думал Александр, не открывая глаз. – Доктор сказал, что больше нельзя, но она ответила, что литра недостаточно, а он возразил, что у нее просто нет столько, и что бы вы думали? Она только отмахнулась и через четыре часа дала еще пол-литра. Александр лег на живот и напряженно, едва дыша, прислушивался к каждому слову Инны. – Доктор уговаривал ее: «Таня, вы зря тратите время. Взгляните на его ожог. Обязательно начнется заражение». А пенициллина у нас почти не осталось, да и крови у вас было мало. Ну так вот, – хмыкнула Инна, – ночью я навещаю пациентов, и кого, вы думаете, вижу у вашей койки? Татьяну. Сидит со шприцем в лучевой артерии, а от шприца тянется катетер к игле в вашей вене. И кровь идет напрямую из ее руки в вашу. Я подбежала к ней и начала кричать: «Ты что, спятила! Хочешь сама загнуться?» А она мне этак спокойно, не допускающим возражений голосом: «Инна, если я не сделаю этого, он умрет». Тут я окончательно разозлилась, налетела на нее и говорю: «В реанимации тридцать человек, которым нужно менять бинты и очищать швы и раны! Почему ты не позаботишься о них, ведь мертвым уже ничего не нужно!» А она отвечает: «Он не мертв. Он все еще жив, а пока жив, значит, мой». Ну, как вам это? Я ничего не преувеличиваю, все точно передаю! «Ради Бога, – говорю я ей, – кому будет лучше, если ты тоже умрешь! Лично мне все равно». Но наутро я пожаловалась доктору Сайерзу. Рассказала, что она наделала. Он взбеленился и помчался к ней. И знаете, чем все кончилось? – прошептала Инна потрясенно. – Мы нашли ее на полу у вашей постели в глубоком обмороке. Но вам стало лучше. Появились какие-то признаки жизни. Придя в себя, Татьяна поднялась с пола бледная как смерть и холодно бросила доктору: «Может, теперь вы дадите ему пенициллин, без которого он точно не выживет?» Доктор просто онемел. Но сделал, как она просила. Назначил вам пенициллин, велел ввести еще плазмы и сделать укол морфия. Потом прооперировал вас, вынул мелкие осколки и спас почку. И зашил. Все это время она не отходила ни от него, ни от вас. Он велел ей менять повязки каждые три часа и следить за дренажем. В тот день в палате умирающих были только две сестры, она и я. Мне пришлось ухаживать за остальными пациентами, а она сидела с вами. Целых пятнадцать дней и ночей она не оставляла вас, дезинфицировала рану и меняла бинты. Каждые три часа. К концу этого срока она походила на привидение. Но вы, майор, выдюжили. Когда вас перевели в реанимацию, я сказала: «Таня, этот человек теперь просто обязан жениться на тебе за все, что ты для него сделала». А она просто ответила: «Ты так думаешь?» Инна осеклась, изумленно глядя на пациента. – Что с вами, майор? Почему вы плачете? Днем, когда пришла Татьяна, чтобы его покормить, Александр схватил ее руку и долго не мог вымолвить ни слова. – Что случилось, милый? – прошептала она. – Что болит? – Сердце. Она подалась вперед. – Шура, радость моя, давай я тебя покормлю. Кроме тебя мне нужно покормить еще десять раненых. У одного нет языка. Ума не приложу, что с ним делать. Вечером вернусь, если смогу. Инна думает, что я в тебя влюбилась. Да почему ты так на меня смотришь? Что он мог ей сказать? Татьяна сдержала обещание и пришла вечером. Свет был погашен. Все спали. Она села у кровати Александра. – Тата… – У Инны слишком длинный язык. Я же велела ей не расстраивать моего пациента! Не хотела, чтобы ты волновался. Но она не удержалась и все выложила! – Я недостоин тебя. – Что за глупости, Шура? Думаешь, я позволила бы тебе умереть, зная, что нам еще предстоит выбраться отсюда? Не могла же я пройти такой путь и потерять тебя почти у самой цели! – Я недостоин тебя, – повторил он. – Муж мой, неужели ты забыл Лугу? Господи, неужели забыл Ленинград? Наше Лазарево? Я не забыла. Моя жизнь принадлежит тебе. 6 Проснувшись, Александр увидел сидевшую у койки Татьяну. Она спала, чуть подавшись вперед. Светлые волосы прикрывала белая косынка медсестры. В большом помещении было тихо, темно и холодно. Он осторожно стянул косынку и коснулся легких прядей, падавших на лоб, бровей, провел пальцем по переносице, где скопились веснушки, по носу, по мягким губам. Татьяна проснулась. – Хм, – пробормотала она, поднимая руку, чтобы погладить его. – Мне, пожалуй, пора. – Таня… когда я снова стану прежним? – прошептал он. – Дорогой, – утешила она, – разве ты не чувствуешь себя прежним? – Она нагнулась и прижала его к себе, как ребенка. – Обними меня, Шура. Обними крепко… – попросила она едва слышно и, помедлив, добавила: – Как я люблю. Александр обнял ее. Татьяна обвила руками его шею и стала целовать. Волосы щекотали его лицо. – Расскажи мне что-нибудь из своих воспоминаний… – Какие именно тебя интересуют? – Ты сама знаешь. Она продолжала легонько целовать его лицо. Задыхающийся голос прошептал: – Помню, как в одну дождливую ночь мы прибежали из дома Наиры и положили одеяла перед огнем, и ты любил меня без устали, повторяя, что остановишься, только когда я стану умолять тебя. И как? Я стала умолять тебя остановиться? – Нет, – прохрипел он. – Ты не из слабых, моя Татьяша. – И ты тоже. А после ты заснул прямо на мне. Я долго лежала, прижимая тебя к себе. Даже не подумала пошевелиться. А когда утром открыла глаза, ты по-прежнему лежал на мне. А ты помнишь? – Да, – выдохнул он, зажмурившись. – Помню. Все помню. Каждое слово, каждый вздох, каждую улыбку, каждый поцелуй, который ты мне дарила, каждую игру, в которую мы играли, каждый капустный пирог, который ты мне пекла. Я помню все. – Теперь ты расскажи что-нибудь из своих воспоминаний, – прошептала она, – только тихо, иначе у того слепого, что лежит напротив, будет сердечный приступ. Александр откинул ее волосы со лба и улыбнулся. – Помню, как Аксинья сторожила у дверей бани, где мы были одни, разгоряченные и все в мыле, и я непрерывно шикал на тебя. – Ш-ш-ш, – тут же прошипела Татьяна, показывая на спящего человека напротив. Александр почувствовал, что она пытается отстраниться. – Погоди, – выговорил он, прижимая ее к груди и оглядывая палату. – Мне кое-что нужно. Татьяна лукаво улыбнулась. – Да? И что именно? Но Александр знал, что она уже успела распознать тот особенный взгляд, который всегда появлялся у него в определенные минуты. – Должно быть, ты и в самом деле поправляешься, солдатик. – Быстрее, чем ты представляешь. Приблизив к нему раскрасневшееся лицо, она негромко заверила: |