Онлайн книга «Ярмарка»
– Извините, – сказал милиционер, уставившись на ее позолоченную грудь. – Извините! Это не киносъемки? – Не киносъемки! Золотая откровенно хохотала. – У нас нельзя, – растерянно сказал милиционер, – вы не иностранка? – Из перерусских русская! – крикнула золотая. – И это моя страна! Что хочу, то и делаю! Она протянула руку и потеребила кончик милицейской дубинки, торчащей из-под руки милиционера. Придвинула к нему нагло, близко торчащую грудь. Медленно облизнула губы. Язык описал похабный круг. Золотые соски уперлись в сукно милицейской формы. Милиционер отодвинулся. Потом опять придвинулся. – Ну что вы, – сказал невнятно. – Что… вы… Потом резко отпрянул – быстро выхватил свисток – и засвистеть не успел. Золотая одним незаметным движеньем ловко выбила у него из пальцев свисток. И так же стояла; грудь выпятила; и так же нагло, зазывно глядела. Свисток валялся далеко, на мостовой. – Ходите тут, уже обнаглели, – зло сказал милиционер, красный весь, тяжело дыша, – блядюги… Мало вам стоянок… Мало из-за вас аварий… Цапнул золотую за голое плечо. Заорал: – Где тут твой притон, тварь?! Говори! – За оскорбление ответишь, – спокойно, весело сказала золотая, не стряхивая цепкую руку милиционера со своего плеча. Машины гудели. Черная вышла из бутика, стояла в двери, опять курила. Искренне веселилась. Милиционер и золотая смотрели друг на друга, как два зверя перед схваткой. – Я?! Отвечу?! Это ты ответишь! Где притон?! Он выхватил из кобуры револьвер. Золотая плюнула натурально, слюной, на револьвер в руке мента. Слюна поползла серой жемчужиной по черной стали ствола. – Не трудись. Ты что, меня не знаешь? Милиционер стоял со вскинутым револьвером, белел, краснел. Его лицо ходило волнами. – Тебя, тварь?! Да тут тебя все… Узнал. Побледнел. Револьвер клюнул железным носом вниз. – Ч-ч-ч-черт… Да ты же… Да вы… Золотая нежно, соблазнительно вынула револьвер у него из руки, и рука разжалась, выпуская железную птицу. И она закинула голую руку ему за шею. Черная, прищурившись, покуривая, смотрела, как золотая и милиционер целовались взасос на краю тротуара, почти на мостовой. Машины сигналили без перерыва. Золотая выпустила добычу из когтей, и слегка оттолкнула от себя. Парень стоял ни жив ни мертв. Золотая протянула ему револьвер. Он взял его, как под гипнозом. – А теперь ты мне скажешь свое имя и адрес управления, где ты служишь, – тихо и нежно, сладко сказала золотая. – И я засужу тебя. И, если ты не сядешь в тюрягу, дрянь, ты заплатишь мне компенсацию за моральный ущерб, понял? На миллиончик-другой я тебя нагрею, понял?! – Понял, – потрясенно выдавил милиционер. Машины гудели. Останавливались рядом, у бордюра. Из одной машины, опустив стекло, высунулся водитель, восхищенно оглядел золотую, выкрикнул: – Эй, вы! Офигенно смотритесь! Парочка! Я снял вас! На камеру! Золотая оглянулась через голое белое плечо и крикнула водиле: – Сотри снимки сейчас же! Номер машины запомню! Мало не покажется! Водила узнал золотую. Забормотал быстро: – Эх ты, ну да, конечно, щас!.. я щас, мигом… не беспокойтесь… Назвал золотую по имени-отчеству – его знала вся страна. – Вот видишь, народ меня знает. Мой народ! – крикнула золотая прямо в лицо менту, и меж жемчужных зубов пробрызнула слюна. – А ты говоришь, падла, – блядюга! Повернулась. Пошла. Под аккомпанемент машинных резких гудков. Черная захлопала в ладоши. – Ловко ты его. – Моя милиция меня бережет, – сказала золотая. Продавщица приседала уже откровенно, будто в туалете над биде. – Купальнички, для Бали, для океана, смотреть будете? От Анны Молинари, миленькие такие, по тридцать тысяч евро купальничек, совсем недорогие, – радостно, бодро сказала, как в детской радиопередаче. – Буду, – сказала золотая. – А у тебя есть брошечки хорошенькие? Дешевенькие? Евро зы тыщу приблизительно. Мне надо на кошечку. – Брошки?.. Для кошки?.. Вообще-то брошки есть… Но не для кошек… А для стильных дам, вроде вас… – Дура ты, – сказала золотая и засмеялась. – На кошечку. На мою. Вот сюда. И ткнула себя в низ живота. Ну, вы поняли, куда. Чуть повыше подола короткой спереди, длинной сзади, черной вечерней юбки. ЧЕРНАЯ БАЛЛАДА. ГРИБЫ У матери моей был отпуск, ей захотелось уехать из города, чтобы не видеть свой участок, не видеть, хотя бы пару недель, нашей нищей хаты и своей дворницкой метлы в кладовке. Мать оставила мне немного денег, сказала: экономь, – и поехала, с подругой, куда-то в Подмосковье, хрен его знает. Я остался один. Я долго не мог быть один. Никогда. Так всегда было. Один побуду – в ящик попялюсь – чаю попью бесконечного целый день – и все, и тоска. Хоть вешайся. Мне общество нужно. Всегда было нужно. А тут – вот чудо привалило. Степан. И его ребята. И революция. Наша революция. Я счастлив был, что Степан появился. Когда я узнал, на сколько он меня старше, я даже испугался. А я-то его на «ты»! Да еще матерками! А он – вон он какой. Матерый волчище. Волчара. Вождь, в натуре. Вождей не так много в мире. У всех революций всегда были вожди. Нас, щенят, и должен волк матерый, вожак, за собой вести. Иначе мы со следа собьемся; заплутаем. А то и с голоду помрем. А нам, для того, чтобы победить, надо быть умными, здоровыми и злыми. И след не терять. Никогда. Я остался один, но я уже был не один. Уже со мной был Красный Зубр. Уже был медленный Паук в неснимаемых черных очках, умный очень. Уже в помощники мне Степан отрядил презабавного парня, хромого на одну ногу, он с тросточкой ко мне приходил: назвался Кузя. Мы что-то делали уже, мелкое, не крупное, да, но для революции полезное. И над нами – далеко – в столичных небесах – пес знает где – висел, маячил, сиял – далекий и великий Еретик. |