Онлайн книга «Жизнь Ивана Семёнова, второклассника и второгодника (сборник)»
|
– Вот тебе и куколка, – мрачно сказал Горшков, – покалечиться в любой момент может. А девочка и не собиралась калечиться. – Ап! – командовал дяденька, и она, перевернувшись в воздухе, ловко опускалась на бегущую лошадь. Горшков тянул мальчишку за рукав, но Головешка не двигался. В цирке он был впервые. Это оказалось для него интереснее любого кинофильма, даже панорамного. – Законно… законно… – шептал Головешка. Милиционер взял его за руку и повел. В комнатке Григория Васильевича стоял столик с трельяжем – тройным зеркалом. Мальчишка сразу к нему и давай себе рожи строить. И хохотать. Еще бы: на него смотрели сразу трое Головешек – один в середине и два по бокам. – Что ты умеешь делать? – спросил Григорий Васильевич. – С картами три фокуса знаю, петухом кричать могу. Спичку с огнем во рту могу держать. Солдатиком нырять умею. – Короче говоря, ничего не умеешь делать. – А основная работа? – спросил Горшков. – Ловкость-то рук! – Руки у него ловкие, – согласился фокусник. – Ну и что? Но он ничего не умеет ими делать. И мускулы у него слабенькие. – Не могу с вами согласиться, – мрачно проговорил Горшков. – Просто поражаюсь вашему равнодушию к судьбе данного ребенка. Пропадет ведь он. – Не знаю, – спокойно ответил Григорий Васильевич. – Брать его в ученики? Но через три месяца я уеду отсюда. – За три месяца можно многому на-учиться. – Давайте сделаем так, – предложил Григорий Васильевич, – пусть приходит на представление. А там будет видно. Я за это время подумаю. – Вот правильно! – Горшков крепко, от всей души пожал фокуснику руку. – Так будет ближе к делу. Я, конечно, понимаю, что легче моржа там или бегемота с носорогом к работе приучить, чем Головешку. Но бросать его на произвол глупой судьбы мы права не имеем. Двенадцатый номер нашей программы. НА АРЕНУ ДЕЙСТВИЯ ПРОНИКАЕТ ДЕДУШКА. ОРКЕСТР, СЫГРАЙТЕ В ТАКОМ СЛУЧАЕ ЧТО-НИБУДЬ НЕ ОЧЕНЬ ВЕСЕЛОЕ. ПРОШУ! С рынка Лёлишна вернулась усталая, до того усталая, что как села на табуретку, так и сидела. Дедушка спросил: – Что с тобой? – Устала немного. – Ничего себе немного! – возмутился дедушка. – Я вижу. Так вот, с завтрашнего дня я хожу на рынок, я хожу по магазинам! – А сзади я на «Скорой помощи»? – В этом не будет необходимости. Вы-держу. – Я тоже выдержу. Сейчас отдохну и начну готовить обед. – А почему не я? – Потому что у тебя обязательно что-нибудь сгорит, убежит, уплывет. А потом будет плохо с сердцем. А скоро вернется Эдуард Иванович, его надо накормить. – Нет, нет, так больше продолжаться не может! – разгорячился дедушка. – Я обязан о тебе заботиться, а не ты обо мне. Я старше. Отныне я все беру на себя. И никаких «Скорых помощей»! Мне всего семьдесят шесть лет! – Он схватился за сердце. И сел. – Тебе нельзя волноваться, – сказала Лёлишна, – а устала я оттого, что много пережила. Мы были в цирке на репетиции, и Виктор попал в клетку ко льву. – Когда похороны? – прошептал де-душка. – Все окончилось хорошо. Но мне до сих пор страшно. – Даже мне стало страшно. Со львами шутки плохи. Я, пожалуй, прилягу. Лёлишна помогла ему прилечь и принялась готовить обед. Работа всегда отвлекала ее от грустных мыслей, но сейчас этого не случилось. Она все вспоминала и вспоминала лицо Виктора, когда к нему приближался Цезарь… – Хочется теперь тебе быть укротителем? – спросила Лёлишна, когда они вышли из цирка. – Не знаю, – ответил Виктор. «А вот мне захотелось стать укротительницей, – думала она, разжигая духовку, – захотелось, и все! Мне не забыть, как ворвался в железный коридор Эдуард Иванович. Лев мог убить его одной лапой, а… убежал!» Эх, если бы она была мальчишкой!.. Она бы стала учеником Эдуарда Ивано-вича! СТАЛА БЫ! И Лёлишна представила, как она в ярком цирковом наряде, с бичом в руке, с пистолетами за кожаным поясом под звуки марша выходит на манеж. На тумбах сидят гордые львы и львицы. Она их не боится нисколечко. Они слушаются ее, как отличники учительницу. Со всех сторон раздаются голоса: – Да ведь это Лёлишна! – Это у которой дедушка с больными нервами? – Которая квартиру не может обменять? – Она! Она! – Вот это да! И наступает главный номер, такой, какого еще не было в цирках. Лёлишна садится на самого большого льва и кричит: – Но-о-о! Лев скачет. Она держится руками за его гриву. Он бежит и рычит. Рычит и бежит. – Тпру! – останавливает его Лёлишна и под гром аплодисментов спрыгивает на арену. Но вдруг один из львов бросается на маленькую дрессировщицу. Она стреляет из обоих пистолетов. Грохот. Дым. – Лёля! – слышит вдруг она голос дедушки. – Что там за дым? Что горит? Дым шел из духовки – горело мясо. Лёлишна вытащила кастрюлю, раскрыла окно и полотенцем стала выгонять дым. Такое с ней случилось впервые, и она, конечно, расстроилась. Во-первых, просто жаль мяса, во-вторых, она вообще не любила, если что-нибудь получалось не так, как надо. «Размечталась тут! – мысленно ругала себя Лёлишна. – Верхом на льве кататься вздумала!» И еще она вспомнила, что на днях рассердилась на дедушку за сгоревшую рыбу. – Вот, – виновато произнесла внучка, когда он вышел на кухню, – размечталась и прозевала. – Бывает, бывает, – улыбаясь, сказал дедушка и уточнил: – Со всеми бывает. О чем размечталась? – Да так, – уклончиво отозвалась внучка, – о разных разностях. Но дедушка не уходил. Он стоял в дверях, словно пришел за чем-то, а за чем именно, забыл. Лёлишна срезала с мяса горелую корку. Помявшись, дедушка спросил: – Видимо, этот случай с Виктором подей-ствовал на тебя? Быть дрессировщиком – занятие, как ты поняла, не из безопасных? Ничего в нем привлекательного, конечно, нет? – Что ты! – вырвалось у Лёлишны. – Это так здорово! – Но ведь в перспективе – их обязательно едят. Укротитель ошибается один раз в жизни, ты ведь слышала? И потом… девочек-дрессировщиц не бывает. |