Онлайн книга «Жизнь Ивана Семёнова, второклассника и второгодника (сборник)»
|
– Ничего, – ответила Лёлишна. – Опять? – возмутился дедушка. – Опять ты меня считаешь законченным инвалидом? – Тогда неси свои лекарства. Я их сложила в одну коробку. Только не урони. – Я бы ни за что не уронил их, – раздраженно проговорил дедушка, – если бы ты не напомнила о такой возможности. А сейчас я все время буду думать о том, чтобы не уронить их. И обязательно, видимо, уроню. – Роняй. Купим новые. Главное – переживать не надо, – посоветовала Лёлишна. К дверям в квартиру выстроилась длиннющая очередь желающих помочь. На всех лестничных площадках открылись все двери, из-за которых выглядывали любопытные. Музыканты с инструментами в руках стояли у крыльца. Эдуард Иванович спросил: – Все готовы? – Все! И он скомандовал: – Раз-два, взяли! И – шагом марш! Первым в дорогу двинулся шифоньер. Его несли силовые акробаты. Шифоньер для таких богатырей – все равно что для нас с вами табурет. Они даже не почувствовали, что, кроме шифоньера, несут еще… Что бы вы думали? А? Не что, а – кого? Да Петька спрятался в шифоньере, хотел всех напугать или рассмешить, но заснул. Затем в дорогу двинулись кровати. Их несли воздушные гимнасты. Им такие ноши – нечего и разговаривать! И оттоманка двинулась в путь, и письменный стол, и круглый стол, и стулья… И когда на крыльце показался шифоньер, грянул оркестр. Откуда ни возьмись, появился сам грозный товарищ Сурков. Рот разинул от удивления. Ничего понять не мог. А мальчишки сбежались чуть ли не со всего города! Лишь бы только вещей хватило – кому что нести. Тут уж поступали честно: делили поровну – кому ножик достался, кому вилка, да и чайная ложка – тоже вещь! И всем хотелось, чтобы вещей было много-много. Таскать бы да таскать! Под музыку! Да хоть целый день! Веселое настроение людей передалось даже мебели. Шифоньер пританцовывал. Письменный стол приплясывал. Стулья как бы кружились в вальсе. Тарелки летали по воздуху от жонглера к жонглеру. Сам грозный товарищ Сурков крикнул: – Что тут происходит? И мальчишки хором под музыку пропели: – Лёлишну перевозим! Лёлишну перевозим! С дедушкой перевозим! С дедушкой перевозим! С пятого на первый! И рот у грозного товарища Суркова опять раскрылся. И не мог товарищ Сурков никак его закрыть. И сказать ничего не мог – до того удивился. Не привык он, чтобы человеку оказывали так много внимания. Так с незакрытым ртом и ушел. А переезд продолжался. Хлоп-Хлоп сидел на плече у Эдуарда Ивановича, одной рукой держался за него, а другой помогал Лёлишне с дедушкой переезжать – нес карандаш. Карандаш этот доверили Хлоп-Хлопу совершенно напрасно. Когда Эдуард Иванович спускался с пятого этажа, мартыш вел грифелем по стене и прочертил линию до первого этажа. (В суматохе никто этого не заметил, а потом весь подъезд долго гадал: кто же из мальчишек мог так набезобразничать? И попало, конечно, Петьке, хотя он спал в шифоньере.) А раз я вспомнил о Петьке, то надо рассказать, что он там, бедный, в шифоньере, переживал. Проснулся он оттого, что его покачивало и играла музыка. Темнота. Несут. «Помер я, что ли? – испуганно подумал Петька. – А чего тогда музыка веселая? Радуются, что ли, что одним хорошим человеком на земле меньше стало?» И, чтобы убедиться, что он жив, Петька плюнул. Живехонек! И сразу обо всем вспомнил и захихикал – пусть несут! Это ему за все его несчастья – первое в жизни удовольствие. Когда из квартиры вынесли все, девочки помогли Лёлишне вымыть полы. Она вручила ключи новым хозяевам квартиры. А они отдали ей ключи от своей квар-тиры. Теперь мебель запританцовывала, заприплясывала в обратном направлении. Снова грянул оркестр – помогали переехать и тем, с кем Лёлишна обменялась квартирой. Правда, подниматься на пятый этаж труднее, чем спускаться, но – все равно весело. Когда все помогают всем – всегда весело. С музыкой-то тем более! И всем жильцам обоих домов захотелось сейчас обменяться квартирами. – Это не переезд, – сказал дедушка, – а перенос. Он был очень горд, потому что не уронил коробку с лекарствами: сам перенес ее на новую квартиру и осторожно опустил на табурет. – Вот и с новосельем вас, – сказал Эдуард Иванович. – И вас тоже, – ответил дедушка, – ведь вы у нас живете. Значит, и у вас новоселье. Лёля, срочно валерьянки! Феноменально срочно! Я очень разволновался. От радости. Я не переношу, когда вижу так много доброты. Сердце не выдерживает. – Не давать ему валерьянки! – вдруг строго приказал Эдуард Иванович. – Радостные волнения полезны любому орга-низму. – Да, но я привык к валерьянке, я… – Вот именно, – тем же строгим, даже грозным тоном перебил Эдуард Иванович. – Вы привыкли. Надо отвыкать. – Как? – упавшим голосом спросил дедушка. – Очень просто, – ответила Лёлишна, – отвыкай – и все. Держи себя в руках. Будь мужественным. – Трудно это. И неинтересно. Я однажды целый день был мужественным и – очень устал. Разрешите мне хотя бы изредка тяжело что-нибудь переживать? Эдуард Иванович с Лёлишной переглянулись, и она ответила: – Не разрешаем. Дедушка совсем растерялся. Сел. На коробку с лекарствами. – Ну вот, – удовлетворенно сказал он, – вот вам и результат. – Ты встань, – предложила Лёлишна. – Мне теперь все равно, – сказал дедушка и встал. Лёлишна расправила смятую коробку и сказала: – А теперь будем наводить порядок. – Эй! – раздался из шифоньера знакомый голос. – Откройте! Задохнусь, чего доброго. Открыли. – Привет, – сказал Петька, – хотел вам помочь, да уснул. Мог бы и сейчас помочь, нашлась бы работа, да разыгрался с Хлоп-Хлопом. Сидели они друг против друга и дразнились. |