Онлайн книга «Хроника смертельной весны»
У Катрин отчаянно кружилась голова, две мужские фигуры то сливались в одну, то распадались на целую вереницу, тошнота подступила к горлу и парк стремительно начал вращаться вокруг. — Катрин, черт побери, что с тобой?!. Примерно в это же время, Париж — Querida, querida, когда, наконец, ты вернешь мне мою вещь? — телефонный звонок застал Анну запертой в пробке на бульваре Осман между улицами Тронше и Аркад. Она чуть не врезалась в зад зеленого «Пежо», маячившего перед ее капотом. — О чем вы говорите? Я не понимала, и не понимаю. Я отдам вам все, что у меня есть — но у меня нет ничего чужого. — Тогда из-за чего же ты меня убила?.. От этих слов у Анны подкосились ноги. — Вам нужна моя пейнета?.. — Она не твоя! — Да, верно. Она принадлежит герцогу Альба. И он настаивает, чтобы пейнета оставалась у меня. — Он тоже не имеет на нее права. — То есть как? Это его фамильная драгоценность. — Верни, иначе девочка умрет. Оглушенная короткими гудками, Анна уронила телефон на колени: «Что же делать, боже мой, что же мне делать?» Она не помнила, как доехала до театра, как вышла из машины, как поднялась к себе в гримерку. Только увидев в зеркале трюмо свое бледное лицо и безумный, словно у зомби взгляд, она чуть пришла в себя. Сделала несколько глубоких вдохов и ощутила, как в голове чуть прояснилось. «Прежде всего, позвони Франсуа. Расскажи ему о наглом требовании. Все равно, без его разрешения ты не сможешь распорядиться гребнем». — Они требуют пейнету Альба? — удивился Франсуа. — По какому праву? — Я не знаю. Утверждают, что она и тебе не принадлежит. — Какая наглость! — возмутился он. Анна молчала, ожидая его решения. — А что ты об этом думаешь? — поинтересовался он. — Ты готова ее отдать? — Я?! — поразилась Анна. — Какое я имею право принимать подобное решение? Я не член твоей семьи. — Пока, — уточнил Франсуа невозмутимо. — Но, если бы пейнета принадлежала мне, я бы отдала ее, не задумываясь. — Тогда отдай. — Как?! — Очень просто. Никакая драгоценность не стоит человеческой жизни. Если им нужна пейнета, пусть подавятся. И вернут ребенка матери. Как ее планируют забрать? — Я не знаю. Он не говорит. — Главное, не вздумай с ним встречаться. Стоило Анне положить трубку, как ее нервы, раскаленные, словно оголенные электрические провода, пронизало острое предчувствие опасности, и мгновенно последовал звонок: — Получила разрешение? — Откуда вы?.. — Ты так предсказуема, querida. Итак, оставишь пейнету в гримерке, когда будешь уходить домой. Лучше бы тебе туда вообще не возвращаться. Никогда. Ты меня поняла? — Будь ты проклят, — выдохнула Анна. — Я не шучу. До свиданья, querida… …И она оставила ее — сияющую золотом, с изящной сетью готического шрифта на зубцах. В последний раз погладила потертый алый бархат футляра и, тихо вздохнув, закрыла за собой дверь. Хотела запереть по привычке, но не стала — какой смысл — как будто шантажиста остановит хлипкий замок… «Только бы вернули Тони… Только бы вернули Тони», — твердила она, как молитву, спускаясь по лестнице, с каждым витком прощаясь с пейнетой. Прощаясь с Китри… — Анна! — услышала она, как сквозь сон. — Анна! — А?!! — она очнулась. — Анна, что с тобой? Навстречу ей поднимался Борис: — Анна, у тебя что-то случилось? — Нет, Боренька, нет, — она с трудом сдерживала слезы. — Все хорошо. — Ты сама не своя. — Все нормально. — Не хочешь поговорить? Может, я смогу чем-то помочь? — Нет, мой золотой… Прости, я спешу. — Спешишь? А так с виду не скажешь… — Прости… Мне надо идти. — Ну ладно… — Борис побежал наверх, а Анна без сил прислонилась к перилам. — Вам просили передать, мадам, — служительница, появившись снизу, протягивала ей белый конверт. — Кто просил? — Не знаю, мадам. Оставили на проходной. Анна заглянула в конверт и достала оттуда маленькую картонную карточку, с тисненым золотом именем, над которым блистала герцогская корона. На ней было написано от руки: «Bien joué, querida!» [172] Она почувствовала, как ее словно окатили — сначала кипятком, потом ледяной водой из проруби. Колени ее подогнулись, руки затряслись, и она бросилась обратно наверх, преодолевая тошнотворную слабость. Она влетела в гримерку и остановилась как вкопанная — футляра на туалетном столике не было. Конец августа 2014 года, Париж площадь Колетт — Жизнь — странная вещь: мы все время на глазах у других людей, — пробормотал Десмонд, вытягивая ноги за столиком кафе Le Nemours. — По-моему, это неполная цитата, — заметил Бас. — Что это значит? — Бриджит разглядывала себя в зеркале витрины. Она была почти счастлива: стоило ей пожаловаться Себастьяну, что больше чем за полгода она ни разу не гуляла по Парижу, как тот сразу уговорил ее вечно мрачного напарника на прогулку. И вот они втроем пешком дошли до площади Бастилии, прошвырнулись по кварталу Маре, заглянули на площадь Вогезов. И, фланируя по Сент-Оноре, наконец оказались у Пале-Рояль. — Что будем пить? — Бас заглянул в la carte [173]. — Мне — белого вина! — заявила Бриджит. — Ты же не пьешь вино, — удивился Десмонд. — Ты пьешь виски. — На мой взгляд, виски здесь, — девушка повела вокруг себя рукой, — неуместный напиток. Здесь — на площади Колетт, в галерее Немур. Они устроились, словно в партере, в первом ряду столиков кафе — справа высились строгие колонны портика Комеди Франсез [174] с фонарями, стекло которых затуманило время, слева — станция метро Пале Рояль, похожая на старинную елочную игрушку из разноцветных бус, нанизанных на проволочку. Прямо перед кафе уличный оркестр услаждал слух прохожих традиционными Вивальди, Пахельбелем и Люлли [175]. |