Онлайн книга «Адмирал Ушаков»
|
В Петербурге Ушаков узнал в Адмиралтейств-коллегии, что зимой в Херсон были отправлены его товарищи Пустошкин и Голенкин. Павел Пустошкин к весне получил капитана 2-го ранга и был уже флаг-капитаном [25] у командующего новым Черноморским корабельным флотом, чесменского героя, вице-адмирала Клокачева. Федор Федорович тогда же с удовлетворением отметил это: «Молодец, Паша!» И теперь, едучи в Херсон, подумал: «Вот к нему я и заеду!» Увидев идущего навстречу подводе мичмана, Ушаков окликнул его: – Скажи-ка, братец, где стоит флаг-капитан Пустошкин? – Капитан второго ранга Пустошкин уже две недели в Таганроге. Командует кораблем «Модон», ваше высокоблагородие. Это было некстати. – А не знаешь ли, случайно, капитана второго ранга Голенкина? – Гаврилу Кузьмича? Как не знать! Мой начальник. Они при порте. Показать, где он живет? – Да, будь добр, покажи! – Поезжайте по этой улице. Взъедете на пригорок. Улица станет спускаться вниз, к реке. В конце ее, слева, дом. Как все, мазанковый, но возле дома во дворе натянут парус. – Спасибо, братец, – кивнул Ушаков и поехал дальше. Стали спускаться к реке. Издалека увидали парус и самого капитана 2-го ранга Голенкина. Гаврюша был все такой же: курчавый, опрятно одетый. Он сидел в тени паруса без мундира, в шелковой сорочке и курил трубку. Голенкин тоже приметил Ушакова. – Ба, Феденька! Здорово! – весело закричал он, бросаясь навстречу товарищу. – Погоди, Гаврюша, дай мне умыться, я весь в пыли! – говорил, вылезая из повозки, Ушаков. – Ничего! – обнял друга Голенкин. – Иван, умываться! – крикнул он денщику. – И ты угодил в это пекло? – Да, брат. А городок, видать, еще дрянной. До великолепного Херсонеса ему далеко! Голенкин только махнул рукой. Ушаков умылся, переоделся и сел под парус пить с Гаврюшей чай. – У тебя тут уютно, как за бизань-мачтой [26], – пошутил Федор Федорович. – Одна спасень от духоты. Ну, хвались, Федя, куда назначен? – В адмиралтейство, командиром строящегося корабля номер четыре. – Это шестидесятишестипушечный «Святой Павел». Его строит прибывший из Донской флотилии корабельный мастер Семен Иванович Афанасьев. А ты чем командовал на Балтийском? – Шестидесятишестипушечный «Виктором». – Невелика разница! – Номер четыре строится по новым чертежам… Оказывается, наш Пашенька – на «Модоне», на моем корабле. Я на нем ровно десять лет тому назад ходил. И в Балаклаве был… – Пока не построим новый флот, здесь все та же донская да днепровская рухлядь… Хвастать нечем, – сказал Голенкин. – Надо строить, да поскорее. Ну а как все-таки вы тут живете, на берегах Борисфена [27]? – Тяжеловато. Чертов климат: зимой – собачий холод, летом – адова жарища, вечная пыль и комары. Ты, брат, приехал в самое худое время: вода спала, обнажились низменные берега. Ишь какой у нас воздух – болотом пахнет. Того и гляди, что чума еще пожалует. – Откуда? – Из Турции. Она с прошлого лета уже в Тамани. – А здесь? – Пока еще не слыхать. Впрочем, у нас и без чумы – чума. Народ сильно мрет от лихорадок и поноса. Посчитай, сколько умерло из нашего выпуска здесь, на Азовском и Черном: Анисимов, Селифонов, Марков, Развозов, – считал Голенкин. – Еще Венгеров и Мерлин, – подсказал Ушаков. – Вот видишь, и без войны. А при Чесме у нас погиб всего один – Тимка Лавров. – А как чувствует себя наш вице-адмирал? – Федот Алексеевич? Ничего. Сейчас сам увидишь. После чая Федор Федорович направился к вице-адмиралу. Ушаков нашел вице-адмирала Федота Алексеевича Клокачева в большом деревянном, на каменном фундаменте доме адмиралтейства. Он принял от Ушакова бумаги и усадил поговорить – расспросить о Питере, об Адмиралтейств-коллегии: что там слыхать, какие последние новости. В кабинете Клокачева Федор Федорович застал какого-то капитана 1-го ранга. Ушаков сразу увидал – это был нерусский офицер, поступивший, должно быть, к нам на службу. Он был черен. Волосы отливали синевой. Большой нос с горбинкой и черные, как маслины, глаза. По глазам видно, что дурак: их выражение баранье. Напыщенное лицо самодовольного глупца. Клокачев познакомил их. – Войнович, – отрекомендовался незнакомый капитан. Узнав его фамилию, Ушаков вспомнил – о Войновиче ему рассказывали. Когда-то Марко Иванович Войнович плавал на придворной яхте. Потом командовал Каспийской флотилией. Но с ним случился конфуз: его захватил в плен персидский Ага-Мухамед-хан. И в плену Войнович пробыл целый год. Клокачев быстро отпустил Ушакова: – Вы устали с дороги. Отдохните денек. Выберите себе из команды корабля денщика, устройтесь, а завтра – за работу! Квартира у вас при казармах. Вашим кораблем временно командует капитан-лейтенант Антон Селевин. Ушаков откланялся. От адмирала он сразу же пошел на верфь к стапелю, на котором строился его корабль. Федор Федорович хотел посмотреть, как идет работа, и познакомиться со своей командой. Подходя к адмиралтейским воротам, Ушаков издалека увидал давно знакомую – еще с воронежских лет – картину. По обеим сторонам громадных ворот толпились бабы, девки и дети. Они держали завернутые в тряпье (чтоб не остыли!) котелки и горшочки со щами и кашей. Это семьи «чистодельцев», вольнонаемных мастеров – плотников, купоров, резчиков – принесли обед и ждут полуденной пушки. Они передадут мужьям и отцам еду, а те вынесут им в мешках щепу, которой всегда много на стройке. Тут же толкались с лотками и кошелками бабы-торговки. Ушаков издалека услышал обычные адмиралтейские звуки – стук кузнечных молотов, скрип блоков, треканье [28] и пение рабочих, перетаскивавших вручную тяжелую кладь. Из калитки вышел дневальный боцман – надоело сидеть в тесной и душной каморке. – Что вы тут, бабье-тряпье, разгуделись? – беззлобно прикрикнул он на шумевшую толпу. – Сам ты – тряпье, сальная пакля! |