
Онлайн книга «Кто вам сказал, что вы живы? Психофилософский роман»
![]() Люди кажутся ей огромными и страшными типа монстрами, способными в любой момент сделать с ней что угодно… Я увидел, как надо мной опускается гигантская рука, хватает меня и куда-нибудь переносит. Ужас! Мне стало ужасно жаль мою Лягу… Я четко врубился, что почему-то привязался к этому глазастому существу. Она совсем не казалась мне скользкой и противной. Если бы она погибла в диванных пружинах, я бы сильно расстроился… С кухни доносился вкусный запах блинов. Я осторожно взял Лягу. Она не сопротивлялась. Удивительное дело: почему-то она не сопротивлялась никогда, словно не ожидала от меня ничего плохого. Так же осторожно опустил ее в аквариум и пошел на кухню: хотелось пожрать. В дыму и чаду стояла мама и жарила блины сразу на трех сковородках. – Мам, зачем столько? – ахнул я. – А как же! Класс ваш – целая орава. Да еще ваши американские друзья. Надо же, чтобы всем хватило! Я поцеловал маму в макушку. Мне стало неловко за свою шутку, но отступать было некуда. Придется завтра потрясти одноклассников. Надо еще придумать, как объяснить, чего это я вдруг приперся с блинами. – Много не ешь, – буркнула мама, увидев, как я схватил блин. – Другим не достанется. Надо всегда думать о других. Меня воспитывают все и всегда. Постоянно. Нет и не может быть такой ситуации в жизни, чтобы взрослые не использовали ее для воспитания подрастающих придурков, то есть нас. Я уже привык к этому, но все равно иногда жутко раздражает. Какая же это жесть: утро! Когда надо подняться, глядя в грязную утреннюю пустоту, и постепенно въехать в то, что, кроме пустоты, тебя в ближайшем будущем не ожидает ровно ничего. Я поднялся, не открывая глаз. Подошел к аквариуму. Это теперь стало утренней привычкой. Ляга сидела на островке и пялила на меня свои глазищи. Не знаю, может, у лягушек есть какие-нибудь биологические часы, но мне приятно было думать, что Ляга специально ждет меня, чтобы поздороваться. – Привет, Ляга! – сказал я и пошел на кухню. Там стояли две кастрюли с блинами, накрытые пледом и одеялом. Рядом лежала записка: «Блины постарайся согреть. Вот тебе деньги – купи обязательно сметаны, а то американские друзья не распознают вкус. Целую. Мама». Мне опять стало стыдно. И мысль о том, что можно просто выкинуть блины на помойку, едва возникнув, тут же испарилась в моем мозгу. Я взял два огромных пакета, положил в них кастрюли, и, грохоча всем этим, честно пошел в магазин за сметаной. Идея присвоить себе «сметанные» деньги, разумеется, возникла, но я ее отогнал. Первым уроком была алгебра, и это облегчало дело. Учительница алгебры Серафима Ильинична была еще совсем молодая девушка, которая изо всех сил старалась делать вид, будто любит нас. Видимо, она решила найти путь в наши сердца через любовь. Однако алгебра от этого интересней не становилась. Серафима Ильинична честно старалась не быть злыдней, иногда, правда, срывалась. Те ребята, кто решил поступать в математические вузы, говорили, что она нормально врубается в предмет. Остальных это просто не касалось. Я дождался, пока все, включая Серафиму, войдут в класс, решительно влетел, поставил обе кастрюли на учительский стол, произнес веско: – Серафима Ильинична, разрешите? У меня важное сообщение, – и, не дожидаясь ее ответа, продолжил: – Уважаемая Серафима Ильинична! Дорогие френды, коллеги, дамы и господа! Класс сидел тихо и настороженно. Никто даже не хихикнул. Серафима Ильинична отошла к окну и смотрела на меня взглядом, полным тревоги и безнадежной тоски одновременно. – Мы христианская страна, – заявил я авторитетно. – Все знают, что весной бывает Масленица, когда христиане едят блины. Но! Но! Но! Мы христианской страной были не всегда. Раньше мы были язычниками… – Кем? – спросил со своего места лопоухий Сашка, который всегда занимался только тем, что продавал и покупал. И больше его не интересовало ничего. На него зашикали. Всем было интересно, что случится дальше. Во всяком случае, куда более интересно, чем слушать какую-нибудь математическую ерунду. – Язычниками. Людьми, которые поклонялись богу Солнца. И вот у них тоже был свой праздник, на который они пекли блины. Ведь что такое блин, если вдуматься? Это маленькое солнце! Вот они их и пекли. С первой парты, конечно же, выступила отличница Ленка – как же без нее? Ленка никогда не упустит случая выпендриться и показать, что она круче всех. – Где они муку-то брали, язычники эти? – язвительно спросила она. Но если я начал – меня уже так просто не остановить. И я сказал уверенно: – На мельницах. – И повторил еще раз: – Да! Мельницы были изобретены при язычниках. Это известно всем. Но не суть. И вот сегодня как раз языческая Масленица, так сказать. Серафима Ильинична, сейчас, как известно, особое внимание уделяется патриотическому воспитанию молодежи, то есть нас. И я лично считаю, что в деле патриотического воспитания молодежи очень важно вспомнить праздники наших далеких предков. А потому я вместе со своей замечательной мамой испек этих блинов… – Эти блины, – автоматически поправила меня Серафима Ильинична. Она явно находилась в состоянии ужаса. Я продолжал: – И, с точки зрения патриотического воспитания, мы должны их немедленно съесть, чтобы запомнить, как праздновали языческую Масленицу наши далекие предки. – Петров, вы срываете мне у… – начала Серафима. Но было, конечно, поздно: все бросились есть блины. – Стойте! – крикнул я. – Стойте, подлые! Все замерли. – Одну секунду подождите, голодные люди, – попросил я. После чего вынул из рюкзака тетрадку, положил на нее аккуратно три блина и преподнес их Серафиме Ильиничне со словами: – Серафима Ильинична, вы напрасно расстраиваетесь. Мы сейчас все съедим и с утроенной энергией примемся за математику. – Ага… – Подтвердили все. – Мы быстро! И бросились на блины. Серафима Ильинична взяла блин и произнесла задумчиво: – То, что ты все это придумал, Петров, я понимаю – не дура. Но зачем? Это ж какой труд – столько блинов испечь! – Патриотическое воспитание, Серафима Ильинична. Чего не сделаешь… Серафима посмотрела на меня зло. К сожалению, она была умной женщиной. – Вы понимаете, Петров, что я должна буду доложить об этом случае директору? Я улыбнулся: |