
Онлайн книга «Грех жаловаться»
![]() Официант не был уполномочен от имени родины и еды ему не принес. Незнакомец постоял, поглядел на Дурляя, подрожал в раздумье перышком, а потом взял с тарелки курицу и разорвал надвое. – Извините, – сказал. – Баламут голоден. Вы не возражаете, если я съем половину? – Добавки! – прохрипел на это Дурляй и ему принесли еще. Дурляю полагалась добавка, потому что отбоя пока не было, да и не могло быть. И это путало весь сценарий. Виолончелистка Перекусихина допила мелкими глоточками газированную воду с сиропом и делала вид, что пьет дальше. Уполномоченный Ржавый стоял на четвереньках под низкой платформой и дрожал от надвигавшейся ответственности. Тулунбек Шарапов сын Сарыхозин лопался от напора мочи в станционном туалете, но без сигнала не облегчался. Беззаботный Дурляй закладывал пищу без остановки, пользуясь случаем, добавку за добавкой, и щеки отвисали мешками по брючный ремень. Бравый пожарный Непоседов так и сидел в кузове перед закрытым шлагбаумом, а вдалеке догорало обреченное здание, которое поджигали всякое утро для пущей убедительности и тут же – всякое утро – тушили. – Родина! – заблажил незнакомец, догладывая курицу. – До чего хороша, моя родина! Баламуту на радость! Журналист Лопотун листнул газету, как и положено по сценарию, поглядел с интересом. – Крутился, – сообщил ему незнакомец. – Всю долгую жизнь. Как черт на примусе. А тут! Хорошо-то как! Приветливо и несуетливо! – Хорошо, – согласился Лопотун. – Это нас и пугает. – Ну да?! А почему? – Хорошее долго не бывает, – пояснил популярно. – Мы к этому не приучены. После каждого хорошего непременно ждем плохое. – Нет-нет, – запротестовал незнакомец. – Сейчас хорошо – всегда будет хорошо. Поверьте старику Баламуту! У него опыт! – Давненько же вы отсутствовали, – отметил Лопотун и глотнул кофе, тоже по сценарию. Отбоя всё еще не было, и невеста по кличке Начинка терзала в подъезде безответного жениха, радуясь долгой паузе. Швейцар на площади рисовал пейзаж. Глазной врач смотрел вдаль из кабины паровоза. Дети в автобусе пели с хрипотой утвержденный куплет. А клоун Балахонкин болтался в люльке над бездной, в компании верных своих товарищей и жадно глядел вниз. Назревал грандиозный цирковой номер. Всем на удивление! Тут что-то грохнулось в отдалении и вскрикнуло пронзительно. Это упал со столба дежурный электрик, который на самом деле был учителем пения и не продержался на высоте долгое время. И всё пошло наперекосяк. Незнакомец гулял по площади, походя разрушая запланированную идиллию. – Что это вы надумали? – пожурил органиста Всячину, который изучал расписание несуществующих поездов. – Не уезжайте отсюда. Не надо. Поверьте на слово: того не стоит. Ни-ни! – И то, – согласился Всячина и пошел в кафе. – Не мучайтесь, – пожалел Перкусихину и бросил в автомат монетку. – Выпейте еще. Баламут угощает. И автомат – себе на удивление – выдал за иностранную денежку дополнительный стакан газированной воды с двойным сиропом. – Мерси, – сказала Перекусихина по-ихнему и села в кафе за столик. Гулять так гулять! – Ку-ку, – игриво позвал незнакомец и заглянул под платформу. – Я вас нашел. Вылезайте! Уполномоченный Ржавый переступил на четвереньках, спросил строго: – Фамилия? – Фамилия у меня стыдная. Звать – Баламут. – Род занятий? – По миру носило. К каждой дырке гвоздь. Денег было – что у дурака махорки. – Как вышли из вагона? – Тяга, – пояснил. – Неодолимая. Прошел сквозь стену. Вернулся на родину, на незаслуженный отдых. – Кто разрешил? – подпугнул Ржавый. – Кто допустил? Почему без конвоя? – Родина, – пообещал незнакомец. – Будешь шпынять – обижусь. Ржавый дрогнул. – Чего уж там... – закряхтел он и полез наружу. За указаниями. А незнакомец прямым ходом прошел в туалет и встал рядом с Сарыхозиным. Плечом к плечу. Они дружно облегчались на синюю кафельную плитку и дружно обливались слезами. Сарыхозин плакал от боли, незнакомец – от нахлынувших чувств. – Родина! – вопил он. – Угощаю! Гуляй к нам почаще!! И народ повалил в кафе. Столы сдвинули. Стулья составили. Напитки выставили. Никто уже не работал в городе в тот день. Никто не разгримировывался. А зачем? Когда хорошо и так. Незнакомец сидел во главе стола, пил за четверых и наслаждался моментом. – Родина! – взывал. – Где у тебя монастырь? Баламуту – грехи замаливать! Я одна, я одна речку смерила до дна... – Нет у нас монастыря, – отвечали. – Нет – построим! Чего там? Баламут с деньгами! – Построил один такой. Кто ж тебе разрешит? – Закон проведем! – Кто? – Мы! – Кто это – мы? – Мы! Все! Была пауза. – Да, – снова сказал Лопотун. – Давненько же вы отсутствовали. – Это вы отсутствовали! – закричал незнакомец. – А я в жизни присутствовал. – Почему человек кричит? – спросил органист Всячина, ворочая слепыми глазами. – И как человека зовут? – Человека никак не зовут. Даже номера у человека нету. – Это нехорошо. Отвратительно. Противно естеству. Назовем отныне – Звонило. И все восхитились. – Я Баламут, – сказал незнакомец. – У нас по деревне все были Баламутами. Как один. Баламутом родился, Баламутом помру. – Ты теперь Звонило, – объяснили ему. – У вас по деревне все будут Звонилами, дай только срок. Или Шпынями с Моталами. – Какая у Звонилы роль? – поинтересовалась альтистка Перескокова. Она сидела на двух стульях, слушала далекую – из окна – музыку и очень хотела дирижировать. Но стеснялась. – Есть роль, – предложил Шелудяк. – Нужная и полезная. Выходить по утрам из вагона, с каждого экспресса, громко просить политическое убежище. – Без этого нельзя? – спросил незнакомец. – Нельзя, Звонило. Без этого у нас – нельзя. – Хорошая роль, – утвердил Всячина. – Полезная. И переодеваться не надо. |