Книга Две сестры и Кандинский, страница 52 – Владимир Маканин

— Интересный компьютерщик.

— Чтобы посрамить лгущих. Чтобы чем-то высоким себя вознаградить… Чтобы потрогать рукой плоды труда… Чтобы в нынешней России найти и увидеть свою правду… ну, и все-все-все такое… ну?

Инна делает крепкую паузу:

— Ну?.. Вопрос перебрасывается всем: как надо жить?.. Оля!

Ольга: — Допустим, я бы ответила — жить честно.

— Правильно ответила. Хорошее слово. Но для России не заглавное. Ну?.. Еще?

Инна повторяет в паузу:

— Ну?.. Вопрос!.. Как надо жить в России? Чтобы добиться? Ощутить, потрогать плоды?

Батя: — Если мне держать ответ, я бы предложил слово «достойно»… В России надо жить достойно.

Инна: — Это, Сергей Сергеич, тоже очень правильное слово. Жить достойно… Жить правдиво… Порядочно… Много правильных слов. Но именно для России?!. Для России есть особо правильное. Самое правильное слово!

Артем: — Что касается России, я пас. Ответа не знаю. И никогда не знал… И вот — сдаюсь сразу.

Батя: — Для России есть важное слово — трезво.

— Важное. Но не то.

Батя поднял свои большие руки: — Тогда и я сдаюсь.

— Ну? Еще три попытки… Можно наугад… Ну?.. Как надо жить в России?

— Энергично.

— Нет.

— Благородно.

— Нет.

— Предприимчиво.

— Нет.

Молчание.

Инна смеется: — А ведь ответ есть! Оглушительный ответ старого математика.

— Ну?

— Ну скажи, Инна.

— Нет. Пока что не скажу. Думайте!.. А я пока попридержу… Я его выдам вам в нужную минуту. Зачем бросаться хорошей мыслишкой впустую-вслепую.

Ольга: — Наша хитрая Инна!

— А я вам лучше опять про старушку, что хочет умереть в Питере. Которая подкрасила губы. И распрямилась… У заброшенного памятника. У того старого обелиска, который уже облупился, приржавел, но как-никак, а все еще стоит — вонзился… Как-никак, а воткнулся в небо!.. На обелиске?.. На обелиске написано очень просто. НАМ, БРАТЬЯМ ОРЛОВЫМ. Только и всего.

— Ого!

— Не слабо.

— Однако же были человеки! — то ли восхитился, то ли сыронизировал Артем.

— А мы, Артем, именно так и подумали: «Однако же были мужчины!..» Мы замерли. Мы онемели. Горстка женщин… И мы все распрямились. Смешно!.. Мы сами как обелиски!.. Вздернули плечи. Обморочно, до боли прямили спину. Аж голова шла и шла кругом… Орловых пятеро… Обратите внимание. Все пятеро уже давно в земле. В той самой земле, на которой мы, женщины, стояли.

Коля Угрюмцев издали на минуту поднял от рисования голову: — С-словили к-кайф.

— Да, да, Коля!.. Словили. Поимели свое!.. Всю нашу экскурсионную группу приподняло волной. Вспомнили, что мы женщины!

Ольга: — Так что старушка?.. Инна!.. Меня интересует твоя старушка.

— Старушенция, глядя вверх на заостряющийся железно-каменный столб, красила свои старческие губы… Она попросила у меня зеркальце. Да так требовательно!.. Смотрится в кругленькое маленькое зазеркальное окошечко, красит спекшиеся губочки и цедит… Санкт-Пютюрбююу-у-ург!.. Клянусь, меня дернуло током. Мне прихватило сердце…

Резкий одноразовый звонок телефона.

Ольга стремительно встала, дернулась, делает шаг к аппарату, — но не успела. Телефон смолк. Сестры смотрят друг на друга.

Тишина.

— И подумать только! — продолжает, спохватившись, Инна. — Не одна она. Все мы… Все женщины подкрасили губы. После нее. Как по сигналу. Как в комедии… Все женщины вдруг похорошели. Обычные наши женщины. Они ведь ничего не хотели от этих Орловых. Ничего реального от этих легендарных братанов… великолепных и, вполне возможно, коррумпированных… Ни-че-го!.. Только знать. Знать, что были такие мужчины.

Вольный или невольный упрек, нацеленный в современных мужчин, задевает Артема. Он уже было открыл рот, чтобы ответить…

Но снова телефон. На этот раз три или четыре звонка. Инна опять бросает неспокойный взгляд на сестру… И опять Ольга к телефону не успевает.

Звонки иссякли.

И теперь покаянно взорвался Артем:

— Инна!.. Другие времена!.. Как я могу сравнивать?!. Хоть отдаленно! хоть с самым распоследним Орловым сравнивать себя — перестроечного интеллигента, который помчался с самодоносом в ГБ…

— Самодонос, я думаю, жил всегда, — настаивает Инна. — Почему ж не сравнить?

— А потому, что они Орловы!.. Ах-ах!.. А мы даже не Воробьевы… В воробьях есть хотя бы бешенство обделенных!.. Коллективное бешенство мелких. А мы, даже когда выпьем, — скромный птичий отстойник. Мы, Инночка, если уж сравнивать, Снегиревы, а?.. годится?

Артем насмешливо прихлопнул в ладоши:

— Какая мысль!.. Сне-ги-ре-вы!

— Ага. Школьный учитель не до конца сожрал Артема Константу.

— Увы, Инночка. Сожрал. Да, да, да, я никого не подставил своим самодоносом. Я только себя… Писал для гэбистов о Водометной выставке. Униженно объяснял, что в картинах наших художников крамолы нет… Хотя возможно, кого-то и подставил нечаянно, а? я ведь приводил конкретные примеры… а как же примеры без имен?..

Ольга: — Артем. Ты уже каялся в этом.

— А я не только о себе. У профессиональных, грунтовых стукачей — работа. Зарплата. Они, Оля, хотя бы хлеб в семью… а я?.. Прислали повестку… дохлую бумажку! Сраную бумажку!.. и я побежал… со своей объяснительной. Сам на себя…

Ольга: — Артем. Нам неинтересно.

Инна: — Говори, говори, Артем.

— Спасибо, Инна…

Ольга: — Сергей Сергеич. Не открыть ли нам еще бутылку?

Но Артема не остановить:

— По сути я был стукач. Сам того не знал — и стучал. Не надо бояться красивого слова… Стукач самодоносный. Крепко? красиво?.. У гэбистов — такой стукач имеет даже спецназвание. Дрозд.

Батя серьезно занят, возится с пробкой. Шампанское в сильных руках изойдет, зашипит, но не выстрелит.

Заодно Батя спокойно, с хорошим знанием этих суконных дел поправляет Артема:

— Дятел.

— Не дрозд?.. Вы уверены?.. Мне знающие говорили — дрозд.

Голос Бати спокоен:

— Дятел.

Артем пускает в ход интеллект:

— Но где логика?.. Ведь дятел стучит беспрерывно, а не только в рабочие часы — от и до.

Оказывается, у Бати с интеллектом тоже в порядке.

— У настоящего самодоносного дятла, Артем Константинович, все часы рабочие.